Таблетки от СПИДа выглядят так же, как таблетки от рака, и так же, как таблетки от диабета. Я спрашиваю: Что, все эти вещи на самом деле не изобретены?
«Давай не будем употреблять это слово, „изобретены“, — говорит агент. — Все это звучит как-то натянуто».
Но они реальны?
«Конечно же реальны, — говорит он и забирает первые две бутылочки из моих рук. — Они защищены копирайтом. Мы владеем правами на пятнадцать тысяч зарегистрированных имен продуктов, которые находятся в стадии разработки. И ты в их числе».
Он говорит: «Это моя работа».
Он разрабатывает лекарство от рака?
«Наша организация занимается общим концептуальным агрессивным маркетингом и пиаром, — говорит он. — Наша работа — создать концепцию. Ты патентуешь лекарство. Ты защищаешь имя копирайтом. Как только кто-то создаст продукт, он приходит к нам, иногда по своей воле, иногда нет».
Я спрашиваю: Почему иногда нет?
«Фокус в том, что мы регистрируем все мыслимые комбинации слов — греческих слов, латинских, английских, каких угодно. Мы получаем законное право на все мыслимые слова, которые фармацевтическая компания может использовать, чтобы дать название новому продукту. Для одного диабета у нас зарегистрировано сто сорок названий,» — говорит он. Он дает мне несколько скрепленных степлером листов из своего дипломата.
ГлюкоМед, читаю я.
Инсулиниз.
ПанкреЭйд. Гемазин. Глюкодан. Грауденаз. Я переворачиваю страницу, бутылочки соскальзывают с моих коленей и катятся по полу машины, гремя таблетками.
«Если производитель лекарств, победивший диабет, захочет использовать комбинацию слов, хотя бы отдаленно напоминающую нашу, ему придется выкупать у нас право на нее».
Значит, все эти таблетки, говорю я, обычный сахар. Я открываю одну из бутылочек, вытряхиваю себе на ладонь таблетку, темно-красную и блестящую. Я лижу ее, и это оказывается шоколад, покрытый глазурью. В других бутылочках — желатиновые капсулы с сахарной пудрой.
«Экспериментальные образцы, — говорит он. — Прототипы».
Он говорит: «Моя работа состоит в том, чтобы упорядочить каждый шаг в твоей карьере. Мы распишем твои достижения на пятнадцать лет вперед».
Он говорит: «Я говорю тебе все это, чтобы ты мог расслабиться».
Но ведь трагедия в Правоверческом церковном округе случилась всего десять лет назад.
И я кладу таблетку, оранжевый Гериамазон, себе в рот.
«Мы вели тебя, — говорит он. — Как только число уцелевших правоверцев стало меньше сотни, мы начали раскручивать кампанию. Весь этот обратный отсчет в прессе за последние шесть месяцев — это наша работа. Потребовалась тонкая настройка. Поначалу в этом не было ничего особенного, работа состояла в том чтобы найти-и-заменить, занести данные в форму, короче, все течет, все изменяется, но все это теперь в мусорной корзине. Нам было нужно только лишь живое тело и имя уцелевшего. Вот тут-то и появляешься ты».