Размявшись, умылась и ополоснула тело, насколько это было возможно в ведре с водой, доставлявшемся теперь ежедневно. Впервые омывшись – это случилось два дня назад, – графиня обнаружила едва заметные шрамы на руке и ноге, скорее всего, оставшиеся после неудачной попытки самоубийства. Она плотно сжала губы – не только разум, но и тело стало чужим и незнакомым.
Еще одно пугало ее – странная чувствительность груди, боль, напряжение и приступы тошноты. Сейчас уже не приходилось сомневаться – у нее под сердцем ребенок ее тюремщика, но Мериэль еще не разобралась в своих ощущениях. Она любила детей, но раньше у нее не было возможности выйти замуж и родить собственного ребенка. Теперь она не знала, хорошо или плохо забеременеть в таких обстоятельствах.
Покончив с умыванием, Мериэль расчесала волосы и заплела косы. В это время открылся люк, и опустили корзину с завтраком.
Страже, очевидно, приказали хранить молчание, ибо они не обменялись даже несколькими словами. После посещения леди Сесили три дня назад Мериэль не разговаривала ни с одной живой душой. Она подозревала, что Ги проведал об этом и приказал страже не подпускать жену к пленнице. Леди Сесили обладала властью, но явно недостаточной.
Поев, девушка уселась на подстилку, скрестив ноги, и задумалась. Пожалуй, она приняла правильное решение проводить как можно больше времени в молитвах и размышлениях. Витание в облаках – наилучший способ избавиться от страха, одиночества и скуки.
Начиная со второго дня заключения, откуда-то из темных уголков подсознания стали приходить странные воспоминания. Перед глазами вставал нежный и любящий Адриан, и она отвечала ему взаимностью. Наблюдая со стороны, Мериэль с удивлением видела себя счастливой – она шутила и смеялась с мужем, в тишине ночи разговаривала с ним, делилась сокровенными мыслями и занималась любовью, вдохновляясь песнями Соломона.
Забытые ночи любви и дни, полные нежности, постепенно восстанавливались в памяти, складываясь, как кусочки мозаики, и Мериэль уже не отбрасывала их с негодованием, а размышляла. Она успокаивала себя тем, что всегда лучше знать правду, нежели блуждать в темноте неведения. Эти сны и мечты наяву не могли быть плодом воображения, уж слишком живы и реальны они были, в них присутствовало много достоверных деталей.
Мериэль заставила себя принять тот факт, что она влюбилась в лорда Адриана, когда тело победило болезнь, а разум стал чист, как у невинного младенца. И того, что ей довелось испытать с ним, у нее никогда раньше не было. Можно подумать, в Уорфилде жило два человека, а в ней – две, совершенно разные женщины.