Золотой скорпион (Ромер) - страница 46

У них не было в этом никакого сомнения.

— Говорил ли Великий князь что-нибудь, что подтверждало бы вашу точку зрения относительно сердечного приступа?

— Нет. Когда он вышел из ложи, то потерял сознание и больше не приходил в себя. Имеются показания свидетелей, медицинское обоснование и другие документы для ознакомления заинтересованных лиц, но совершенно очевидно, что смерть Великого князя объясняется естественными причинами, и мои старания помочь ему были бесполезны. Позвольте нам осмотреть его тело.

В ту же ночь, когда умер Великий князь, я покинул гостиницу и присоединился к человеку, который прослушивал телефонные разговоры с кафе.

В течение этого вечера пришло сообщение для грека, изготовителя сигарет, о том, что украдено несколько тюков турецкого табака — полезная, но второстепенная информация, не представляющая для меня особого интереса. Я знал, что было бы бесполезно допрашивать Мигуэля, хотя и подозревал, что он является членом организации «Скорпион». Любой постоянный клиент этого заведения мог получить разрешение на то, чтобы ему звонили в это кафе, за весьма умеренную плату.

Менее опытный криминалист, чем я, мог бы решить, что он введен в заблуждение серией поразительных совпадений Помните, у медицинских экспертов не было и тени сомнения в смерти Великого князя от сердечного приступа. Его личный врач прислал письменное свидетельство о том, что у него наследственная болезнь сердца, которая могла привести к фатальному исходу, правда только при чрезвычайных обстоятельствах. Правительство его страны, которое прежде имело основание подозревать, что будет совершена попытка покушения на жизнь Великого князя, было удовлетворено заключением экспертов. Так-то вот! А я нет.

Я допросил директора театра «Кокерико». Он признался, что жизнь мадемуазель Зары эль-Хала в продолжение всего ее пребывания в театре была окутана тайной. Ни он, ни кто-либо другой из персонала театра не входили в ее артистическую уборную, а она никогда ни с кем не общалась, за исключением режиссера и дирижера. Они разговаривали с ней о музыкальном сопровождении, об освещении и других сценических эффектах. Она прекрасно говорила по-французски.

Такое положение вещей было почти невероятным, но с ней считались потому, что эта танцовщица, имевшая весьма скромное жалованье, за несколько дней увеличила сборы театра вдвое и своими выступлениями привлекла внимание публики. Она написала в «Кокерико» из Марселя, вложив в конверт вырезки из газет и другие обычные в таких случаях материалы, и была сразу же ангажирована на неделю. Она оставалась в театре в течение двух месяцев и могла бы, если бы захотела, остаться в нем навсегда, как меня заверил несчастный директор, он даже был готов увеличить ей жалованье в пять раз.