Становилось все теплее. Город растворился в каком-то странном сернистом свете. Солнце уже давно село, но облака все еще переполнялись каким-то застоявшимся, желтым блеклым светом.
— Гроза будет, — сказал побледневший Бергер. Он лежал рядом с Пятьсот девятым.
— Будем надеяться.
Бергер посмотрел на него. Несколько капель воды попало ему в глаза. Он очень медленно повернул голову, и вдруг у него изо рта хлынула кровь. Она текла столь естественно и без усилий, что в первый миг Пятьсот девятый просто оторопел. Потом он выпрямился.
— Что случилось, Бергер? Бергер?
Бергер, согнувшись, тихо лежал.
— Ничего, — проговорил он.
— Кровотечение открылось?
— Нет.
— Что же тогда?
— Желудок.
— Желудок?
Бергер кивнул. Он выплюнул кровь, еще оставшуюся во рту.
— Ничего страшного, — прошептал он.
— И все же достаточно страшно. Что нам надо предпринять? Скажи, что мы должны делать?
— Ничего. Просто спокойно полежать. Дать отлежаться.
— Может, мы тебя отнесем в барак? Ты получишь постель.
— Дай мне просто полежать.
Вдруг Пятьсот девятого охватило страшное отчаяние. Он видел, как умирало столько людей, да и сам так часто оказывался почти на грани смерти, что уверовал: смерть отдельного человека уже не значит для него слишком много. Но теперь это тронуло его так же глубоко, как и в первый раз. Ему казалось, что он теряет последнего и единственного в своей жизни друга. Он как-то сразу ощутил безысходность своего положения. Бергер изобразил улыбку на своем мокром от пота лице, а Пятьсот девятый уже представил его бездыханно лежащим на краю цементного пути.
— Кое-кому все же надо дать поесть! Или достать лекарство! Лебенталь!
— Ничего не надо есть, — прошептал Бергер. Он поднял руку и открыл глаза. — Поверь мне. Я скажу, если мне что-нибудь потребуется. И когда. Сейчас ничего не надо. Поверь мне. Это все желудок. — Он снова закрыл глаза.
После отбоя из барака подошел Левинский. Он подсел к Пятьсот девятому.
— Почему ты, собственно, не в партии? — спросил он. Пятьсот девятый посмотрел на Бергера. Тот ровно мерно дышал.
— Почему тебе это хочется знать именно сейчас? — ответил он вопросом на вопрос.
— Жаль. Я хотел, чтобы ты был с нами.
Пятьсот девятый понимал, что Левинский имеет в виду. В руководстве лагерного подполья коммунисты составляли особенно крепкую, обособленную и энергичную группу. Она оказывала содействие и помощь прежде всего своим людям. Она хотя и сотрудничала с другими, тем не менее, преследуя свои особые цели, никогда не доверяла им полностью.
— Ты бы нам пригодился, — сказал Левинский. — Чем ты занимался прежде? Какая у тебя была профессия?