Переночевав в гостинице и переодевшись в заранее подобранный костюм, такой же, какой носил мой брат, я в заранее рассчитанное время подкрался к его дому. Осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание, я перелез через забор и очутился в саду. Час был ранний, и опасаться, что кто-нибудь в доме меня заметит, не приходилось. Я беспрепятственно добрался до старого колодца в дальнем углу сада.
Этот заброшенный колодец опять-таки был существенной деталью моего плана. Колодец давно уже высох, и брат, посчитав, что оставлять в саду эту «волчью яму» небезопасно, намеривался в самое ближайшее время засыпать его землей. Земля уже была приготовлена, она горкой высилась возле колодца, дожидаясь, когда у садовника дойдут до нее руки. Накануне своего мнимого отъезда на Аляску я зашел к садовнику и, на правах брата хозяина, велел ему заняться колодцем утром того самого дня, когда было запланировано убийство.
Я затаился в кустах и стал ждать удобного момента. С минуты на минуту тут должен был появиться мой брат — он имел обыкновение каждое утро прогуливаться по саду. Нервы у меня были напряжены до предела, меня трясло, как в самой настоящей лихорадке. Под мышками выступил холодный пот и ручьями скатывался по рукам. Время тянулось мучительно долго. Мне уже начинало казаться, что я провел в своей засаде целую вечность, когда, наконец, двери дома раскрылись, и на пороге появился мой брат. Моим первым побуждением было вскочить и бежать прочь без оглядки как можно дальше, однако колоссальным усилием воли я заставил себя не делать этого.
Когда брат поравнялся со мной, я одним прыжком выскочил из своей засады и оказался у него за спиной. В следующий миг я накинул ему на шею загодя припасенную веревку и принялся в исступлении его душить. Веревка сдавила ему горло, он из последних сил старался повернуть голову, вероятно, желая перед смертью увидеть лицо убийцы. Я со своей стороны пытался не допустить этого. Но голова брата, словно под действием приводного ремня, неумолимо поворачивалась ко мне, и в предсмертной агонии глаза его остановились на моем лице. В эту минуту его налившееся кровью опухшее лицо исказила гримаса крайнего ужаса — этого выражения не смогу забыть никогда, оно, наверное, будет преследовать меня и на электрическом стуле. По телу брата пробежала последняя судорога, он обмяк и рухнул на землю. Мои ладони онемели от страшного напряжения, и мне пришлось долго тереть их, прежде чем я смог начать действовать дальше.
Едва переступая на ватных ногах, я подтащил бесчувственное тело брата к колодцу и сбросил его вниз, после чего с помощью лежавшей рядом лопаты стал присыпать его землей.