— Вы подслушивали наш разговор? — прямо сказала я ему то, что думала.
— Не вам бросать камни в мой огород, — осадил он меня.
Я посмотрела ему в лицо. На мгновение он поймал и удержал мой взгляд. И я почувствовала, что погружаюсь в таинственные серые глубины его глаз. Странное ощущение овладело мною, словно я дрейфовала по волнам. Затем оно прошло, и я вернулась в реальность. Здесь мистер Ллевелин смотрел на меня холодным оценивающим взглядом. Теперь мне просто не хватало воздуха и пришлось сделать несколько судорожных глотательных движений.
Между тем он нетерпеливо поднял бровь, ожидая, что я скажу. А мне нечего было говорить. Трудно сказать, чем это кончилось бы, но тут мною до глубины души овладело чувство гнева. С ним выплеснулось мое смущение и развеялся туман в голосе.
— Если бы я тогда могла уйти с балкона, не привлекая к себе вашего внимания, я бы ушла немедленно, — перешла я в нападение. — Но вы-то…
— А я подумал, что, может быть, стоит послушать, — спокойно сказал он. — И, как выяснилось, не зря.
Надо же, он и не пытался извиниться за свое безобразное поведение. Ужасный человек!
— Вы, наверное, боитесь, что мы лишим вас состояния? — продолжала я нападать. — Вам придется разочароваться. Думаю, что наш частный разговор доказал, что мы не имеет по отношению к вам никаких плохих намерений.
— Я бы не стал делать таких обобщающих выводов, — бросил он и пошел на свое место.
Он не спеша прошел мимо буфета, небрежным взглядом окинул пустые тарелки. Каждое его движение, жест говорили о том, что он не считал себя виноватым. Поразительно! Я никогда не встречала таких уверенных в себе людей, как мистер Ллевелин. Его ничуть не смутил мой упрек. А я хоть и молчала, но у меня все кипело внутри от злости.
Не знаю, как долго длилось молчание. Наконец он поднял голову и с великодушным видом сказал: «А у вас, я заметил, больше здравого ума, чем я в начале думал».
— А меньше и не могло быть.
— Полагаю, его не меньше, чем я того заслуживаю… Я пришел сюда не для того, чтобы спорить, а для того, чтобы извиниться перед вами за свое прежнее неучтивое поведение.
Я с трудом сдержалась, чтобы не раскрыть рот от удивления. Представляю, какого труда стоило произнести эти слова такому гордому человеку, как мистер Ллевелин. В нем не было гибкости и повседневного благоразумия ни на дюйм. Он весь был какой-то негнущийся, начиная от жесткой линии рта и кончая прямыми, крепко стоящими на земле длинными ногами.
— Я… прощаю вас, — произнесла я не без достоинства. — Но не смогу простить того, что вы думаете о миссис Мэдкрофт и мистере Квомби, до тех пор, пока не раскаетесь в своем поведении по отношению к ним.