Бежан положил трубку в квартире покойной Михалины Колек и посмотрел на Роберта Гурского.
– Ах, эти долгие ночные разговоры поляков… – пробормотал он. – Лучше всего поговорить с ней завтра, а не сегодня – к тому времени мы будем знать больше.
– И так уже неплохо, – оптимистично возразил Роберт, указывая на небольшую стопку различных бумаг. – Половина из этого уже утратила силу, но остальное – просто золото.
– Точно. Шестеро убийц один к одному.
Прямо от Лукаша Дарко они приехали в дом жертвы, и не прошло и часу, как им стали известны все ее секреты, так как в квартире царил образцовый порядок. Бумаги занимали там сравнительно мало места, и найти их было легко. Две записные книжки с номерами телефонов, календари за последние пять лет, немного статей и фельетонов, вырезанных из периодической печати, несколько номеров иллюстрированных журналов, несколько копий судебных постановлении, личные документы, начиная с метрики, и немного писем, несомненно важных, исключительно от ее божества, Доминика. Кроме того, два небольших альбома и коробка с фотографиями. Ни одной книги, если не считать телефонного справочника двухлетней давности.
Из личных документов следовало, что Михалина Колек закончила среднюю школу и какие-то таинственные партийные курсы, фигурировавшие под названием «специальный курс для работников аппарата». После чего вышла замуж за сотрудника МВД, с которым неизвестно что произошло, так как решение суда о разводе, принятое перед самой сменой общественного строя, говорило о полном распаде супружеской жизни без малейшего упоминания о самом супруге и причинах распада оного. В тот же период она начала получать пенсию по инвалидности III группы, что привело и Бежана, и Гурского в неописуемое изумление. Что же это, Езус-Мария, за инвалидность такая, что за болезнь могла мучить эту могучую, пышущую здоровьем кариатиду?..
Иллюстрированные издания были в основном посвящены моде и секретам макияжа, половина фотоснимков представляла саму Михалину в разном возрасте и различных ситуациях, почти половина – посторонних людей, и где-то около одной сотой части снимков – Доминика, впрочем, плохо различимого. Статьи из прессы и судебные материалы также затрагивали людей посторонних, никоим образом, казалось бы, с Михалиной не связанных, а записные книжки и календари были целиком заполнены информацией, вполне возможно, – абсолютно бесценной.