Бежан с Гурским моментально отделили зерна от плевел и занялись тем, что представлялось наиболее важным, в самую первую очередь обратившись к переписке. Много читать там нечего было, хватало всего лишь одного взгляда.
– «Найди Мариушка», – прочел Роберт. – Чудесное письмо. Кратко, содержательно, однозначно…
Кто это такой, этот Мариушек?
– Это мы еще выясним, – заверил его Бежан. – «Не появляйся до вторника». Тоже красиво. Во, а тут еще лучше: «Веток весь вторник». Причем «весь» подчеркнуто. Хорошо бы еще узнать, не делал ли он орфографических ошибок. Потому что, возможно, это нужно читать раздельно: «В сток». Но все равно непонятно.
– Ну то, что это не любовная переписка, и так ясно. Взять на заметку этого Мариушка?
– Не задавай глупых вопросов, у нас мало времени…
Между судом и прессой царило полное единодушие: почти все материалы касались компрометации уже сходящих со сцены партийно-правительственных руководителей, а из их круга выделялись шесть фамилий людей, все еще находящихся у власти. Так что на основе документов Михалины шести людям можно было при желании запросто поломать карьеру, а то и саму жизнь. Бежан ничуть не сомневался, что еще больше подобных материалов находится в бумагах Доминика, однако, чтобы кто-то из подозреваемых мог решиться на такую вещь, как убийство собственными руками, – в это все-таки трудно было поверить. Они не слишком-то увлекались физическим трудом, для этого у них имелся соответствующий персонал.
А вот таинственного Мариушка Роберт нашел. Так, во всяком случае, можно было полагать. Какая-то очень дряхлая копия судебного решения информировала об условном освобождении из исправительной колонии некоего Мариуша Ченгалы, шестнадцати лет, с назначением ему опекуна в лице… И на этом месте, к сожалению, кусок листа отсутствовал. Они с Бежаном единодушно предположили, что куратором должен был стать Доминик Доминик, однако тут же решили, что выдают желаемое за действительное.
– Точно так же это мог бы быть Степан Колек, бывший муж Михалипы, – недовольно сказал Бежан. – Дело-то было шестнадцать лет назад. Даже если мы теперь знаем, кто такой Мариушек, то на кой черт это нам нужно?
– Иза Брант, – беспомощно подсказал Роберт.
– Она была одиннадцать лет назад. Но ничего, завтра мы ее спросим. Берись-ка за записные книжки, нужно хотя бы просмотреть, ведь мы их все равно заберем с собой.
Несколько минут царило молчание, так как оба проглядывали густо исписанные записные книжки, сразу же вычеркивая лиц, уже перенесшихся в лучший мир. Они сидели под единственным торшером, окна квартиры были наглухо зашторены. Ни Бежану, ни Гурскому это вовсе не было нужно, но, по-видимому, Михалина Колек явно заботилась о том, чтобы никто с улицы не мог увидеть, что там у нее происходит, так что ни малейший луч света не проникал через это затемнение, достойное времен войны, авианалетов и бомбардировок. А поскольку они не собирались наблюдать за прохожими в скверике, то и оставили ее ужасающие шторы в том же положении.