Но он не был склонен вздрагивать от ужаса при каждом неожиданном слове.
Пять лет рабства во дворце Джаббы Хатта совершили этот эффект.
— У Джаббы опять было несварение прошлой ночью.
— Несварение? — — позднее Порселлус осознал, что его немедленной реакцией должен был стать неуправляемый ужас, но сейчас это был лишь недоверчивый смешок. — Ты хочешь сказать, что есть что-то, что он не может переварить?
Малакили еще больше понизил голос.
— По его словам, он думает, что это «фиер-фек». Насколько я понимаю, на хатте, — мягко продолжал он, — это означает «яд».
А вот теперь пришел и неуправляемый ужас. Порселлус почувствовал, как побледнел, а его руки и ступни стали холодными, несмотря на печной жар на кухне.
Смотритель ранкора положил большую ладонь на плечо друга.
— Ты мне нравишься, Порселлус, — сказал он. — Ты мой хороший друг и разрешаешь мне брать объедки для моего малыша… — Он ткнул большим пальцем в сторону горы дымящегося мяса и мясных отходов, занимающей две трети стола. — Я не хочу, чтобы мне пришлось швырнуть тебя в его пасть. Поэтому я решил перекинуться с тобой парой слов, прежде чем Биб Фортуна доберется сюда, чтобы поговорить с тобой.
Малакили подобрал углы промасленной ткани, на которую были свалены потроха, и выволок сверток за дверь, оставив след протекшего сока.
— Спасибо, — проговорил Порселлус, хотя у него слишком пересохло во рту, чтобы вообще издать звук.
— Его великолепие крайне недоволен.
— Для этого абсолютно нет причин, ваша милость. Это всецело результат прискорбного недоразумения.
Порселлус чуть не вдвое сложился в глубоком поклоне и надеялся, что Биб Фортуна, отвратительный тви'лекк, дворецкий Джаббы Хатта, не заметит перерытых ящиков и коробок, покрывающих каждую горизонтальную поверхность на кухне в результате бешеного поиска всего, что могло причинить беспрецедентный дискомфорт Жирнотелому. Так как многие деликатесы, все это время шедшие на омлеты, рулеты и тушенья для хатта, были несъедобны для любых рас меньшего размера, поиск был непрост — шеф-повар до сих пор удивлялся по поводу козотравника, который он использовал прошлым вечером в качестве начинки для гэмвиджа, и маленькой неподписанной красной коробочки с неизвестной пастой, содержимое которой использовалось для украшения вчерашних шоколадных фигурок.
Маленькие глазки тви'лекка сузились еще больше, в мрачноватом свете кухни они напоминали грязное стекло.
— Ты ведь знаешь, как наш повелитель заботится о своем здоровье.
Ни один из них, конечно же, не собирался произносить слово «яд».
— Разумеется.