Нафиса вспыхнула. Весь день она не могла осмелиться попросить мать отпустить ее, а теперь все получалось само собой. Сердце ее часто заколотилось.
– Эсей, можно, мы с Зульфией сходим к Балхизе-инэй?
– Идите, только чтобы долго не ходили!
– Сегодня можно отпустить их и на большее время, – вмешался в разговор курэзэ. – Нехорошо девушкам следить за делами мужчин, аллах рассердится на них.
– Эсей, я не хочу к Балхизе-инэй, пусть Нафиса сама, без меня, – захныкала Зульфия.
Девочке очень хотелось посмотреть, что будет делать отец и курэзэ. Фатхия подтолкнула младшую дочь к дверям:
– Ай, как не стыдно быть такой любопытной? Разве ты не слышала, что сказал отец? Идите! – И добавила уже на пороге: – И ты, Зульфия, ни на шаг не отходи от сестры.
Дождавшись, когда дочери ушли, Хайретдин спросил:
– А человек по имени Давлеткужи-бабай жив еще? Где он?
– Может, жив, а может, нет. – Курэзэ громко отхлебнул из чашки и прищурился.
В казане что-то громко булькало. В доме вкусно пахло мясом. Фатхия подложила дров, огонь в очаге горел ровно и спокойно, языки его вылизывали дно казана, как корова новорожденного теленка.
Сложив ладони таким движением, будто хотел удержать свет, идущий от чувала, курэзэ опять помолился и поднялся с подушек. Пройдя несколько шагов, он склонился над большим медным тазом, в котором были сложены внутренности телки, опустился на колени, пошептал, взял кусочек кишки и, разорвав его на две части, приложил к лицу больного мальчика.
Гайзулла вздрогнул и застонал. Лицо его при свете огня было бледно и заострено, под глазами легли глубокие синие круги, губы запеклись. С тех пор как его принесли домой, мальчик ни разу не очнулся и лежал с закрытыми глазами, по временам вскрикивая и что-то бормоча.
Курэзэ повернулся к Хайретдину:
– А теперь иди и закопай внутренности на том месте, где Гайзулла нашел золото.
– Но я же не знаю места!
– Нужно отнести все это духу вместо золота, без этого мои молитвы не помогут ему. – Курэзэ посмотрел на мальчика. – Да, совсем плох, бедный… Жалко, что ты не знаешь места. Что ж, коли так, мне здесь делать больше нечего, я пошел. – И с обиженным видом курэзэ двинулся к дверям.
– Подожди, ишан-хазрэт, подожди! – закричал старик, забегая вперед. Он не знал религиозного сана курэзэ, но по тому, что рассказывал ему гость, решил назвать его самым высоким именем. – Клянусь аллахом, я не знаю этого места, пусть лопнет мой живот, если я вру! Выпью целую чашку крови, съем целую чашку соли, если я обманываю тебя! Истинная правда, ишан-хазрэт…
Курэзэ молча смотрел на старика.