развелось – страсть! За крупинку золота глотку друг другу перегрызть готовы! Наше время та кое – или ты съешь, или тебя со всеми потроха ми, а я не хочу, чтобы меня надували, понял? Мне дай только развернуться – заживу, как бай, есть и пить вволю буду, жену красивую заведу, а таких, как Хажисултан, и на порог тогда не пущу, пусть, если хочет, идет ко мне в собаки, во дворе служить, на прохожих лаять! А чтоб так оно и было, знаешь, сколько мне денег на до? – Нигматулла помолчал. – Одному промышлять плохо, идем опять со мной, ты же здесь только зря время тратишь! А еще говорил, что Машу найти хочешь… Дело такое, пойдешь со мной – она в твоих руках.
Услышав имя жены, Кулсубай изменился в лице, слезы навернулись ему на глаза. Пока он жил у Хайретдина, горести и заботы этой семьи заставили его не думать о своих бедах, и теперь Нигматулла внезапно коснулся самого больного его места, отчего все внутри у него больно заныло.
– Покаешься, агай, – небрежно сказал Нигматулла. – Если греха боишься, тогда, конечно, ладно, сиди тут, сопли женские утирай. Мне, грешнику, такое не подходит, все равно никто не скажет, что я хороший. Говорят ведь: съел волк или не съел, а губа все равно в крови! А я не хочу, чтобы только в крови, мне еще барана съесть… Не хочешь идти со мной, хоть помоги тогда… Хорошо поживимся, и тебе для Маши хватит…
– Чем же я могу тебе помочь?
– Ты здесь давно живешь, они тебя знают, верят тебе, вот и расспроси мальчишку, где он золото нашел. Все равно ведь без пользы в земле лежит и лежит. А узнаешь, мы с тобой его промоем – и поровну. Конечно, мальчишка раз болтать может… Да его, чтобы не трепал язы ком, потом в удобном месте – кэх! – и все дела! – Нигматулла провел по шее ребром ладони и сплюнул.
– Ты это что мне предлагаешь? – нахмурился Кулсубай. – Я говорю, я еще не дошел до то го, чтобы на живую душу руку поднимать!
– Ишь какой ты невинный стал… Забыл, что ли, что мне рассказывал, когда за Кэжэн мясо ели? Сынка-то богатого, что хотел твою Машу взять, пристукнул, а? Смотрю я, память у тебя что-то короче стала!
Кулсубай покраснел и, опустив голову, буркнул:
– То другое дело…
– Почему же другое? Разве душа у него мертвая была, не живая? – с издевкой возразил Нигматулла.
– Ребенок, невинный еще совсем, как можно сравнивать? Да. и не виноват ни в чем… И так из-за тебя калекой остался!
– А что же делать, если без этого не проживешь? Я же сказал – или ты съешь, или тебя слопают, выбора нету! Конечно, руку поднимать не обязательно, верно ты говоришь, что грех. Но разве не может он, к примеру, в шахту свалиться? У нас их тут кругом хоть пруд-пруди – упал случайно, и нету его, а?