У Кулсубая защемило сердце. Он вспомнил, как мальчик заснул вчера у него на руках, как доверчиво, беззащитно прислонился к его груди, и вскинул голову.
– Пока я жив, и он со мной жить будет! – решительно сказал он. – Я говорю, не допущу я такого! А посмеешь что-нибудь сделать, и тебя не пожалею, понял?
Нигматулла тут же принял обиженный вид.
– Что ты, агай, да я нарочно, испытать тебя хотел… Разве я зверь? Да ты сам вспомни, я же никогда руки на мусульманина не поднимал! А насчет золота стоит все же с ним поговорить, и сами намоем, и мальчишке поможем – ему ведь еще сестер и мать кормить надо…
– Вот это другой разговор, – смягчился Кулсубай. – Лучше добром к человеку, тогда и он к тебе добром обернется…
Нигматулла вынул из кармана три рубля:
– На, дай ему, и денег еще пообещай…
Сговорившись отдать Гайзулле пятую часть того, что намоют, они вошли в дом. Гайзулла по-прежнему сидел у окна, бросая на Нигматуллу испуганные и ненавидящие взгляды. Кулсубай подошел к нему и тихо заговорил.
Издали Нигматулла видел, как мальчик отрицательно качает головой. Съеженный, испуганный, как бы готовый каждую минуту вскочить и убежать, Гайзулла был похож на одичавшую кошку. Чтобы не мешать разговору, Нигматулла отошел подальше, к нарам, где спала Нафиса. Девушка лежала на боку, подложив руку под голову. Одна коса упала с нар и свешивалась до самого пола. «Красивая, —подумал Нигматулла, глядя на нее. – Хажисултан хоть и старик, а губа у него не дура! Эх, жаль, что не девка, взял бы ее». В это время Кулсубай окликнул его и, когда Нигматулла обернулся, подмигнул, указав глазами на дверь. Нигматулла нехотя вышел во двор. Но и после того, как он ушел, мальчик продолжал молчать и коситься на дверь.
Кулсубай обратился к Фатхии, только что пришедшей от соседей:
– Апай, скажи Гайзулле, зачем он меня боится? Я ничего, роме добра, ему не хочу…
Фатхия погладила сына по голове:
– Ну, чего ты? Знаешь, сколько агай принес нам в дом добра? Без него мы совсем пропали бы! Не бойся агая, сынок, он хороший… Брить бы тебя пора, нехорошо ходишь. – Она еще раз провела ладонью по голове сына и опять ушла к чувалу. Мальчик подсел ближе к курэзэ, обхватил руками его голову и стал шептать ему на ухо. Курэзэ кивал головой.
– Агай, забыла тебя спросить, – заговорила опять Фатхия. – Что нужно от нас этому Нигматулле? Иду сейчас, смотрю, а он в сенях стоит…
– Молодой, видно; нашу Зульфию высматривает, – отшутился Кулсубай.
Гайзулла тем временем оживился и говорил уже громко, не скрываясь, он то и дело хватал курэзэ за руку и даже покраснел от возбуждения. Когда он кончил говорить, Кулсубай встал и поставил у нар самовар.