Стоп. Куртка лежала на тумбочке у входа, там, где Вика ее сбросила. А где шапка? Можно, конечно, уйти и без шапки, до библиотеки два шага, но лучше все-таки…
Так. Откуда-то из недр квартиры выскочил кобель. Порычал, чтобы Вика обратила на него внимание. Глаза пса блестели, борода растопырилась, хвост выжидательно помахивает. В пасти — викина шапка.
— Отдай! — тихо, сердясь, велела Вика. И шагнула к кобелю.
Он пулей помчался прочь. Для того и схитил шапку, чтобы за ним с проклятиями гонялись по всей квартире. Замысел у кобеля был такой.
Пришлось принимать правила чужой игры. Вика ворвалась следом за кобелем в комнату — и замерла. Перед ней была картина вселенского разгрома. Рухнувший стеллаж загромождал комнату. Повсюду валялись книги, фотографии, какие-то безделки. А посреди всего этого кошмара, на полу, обняв телефон, восседал генеральный директор, дружок Анастасии, пьяный в хлам, и говорил, говорил что-то бесконечным потоком, густо пересыпая речь словами незнакомого языка.
Вика невольно прислушалась. Норвежский?.. Нет, но германский. Это точно. Не шведский. И не датский, конечно.
Пес подошел, ткнул в викины колени мордой с зажатой в зубах шапкой. Когда она протянула руку, припал на передние лапы и потребовал, чтобы с ним играли.
— Отстань, — сказала Вика и снова прислушалась.
Сигизмунд продолжал матерно плакаться на судьбу. Обокрали его, видите ли. И обосрали. Обокрали и обосрали. Затем он снова перешел на незнакомый язык. Вернее даже не на «язык», а на какую-то чудовищную смесь из русских и германских слов. Но не литовский же!.. Вообще не балтский. Германский. »…Аттила хайта мик Сигизмунд Борисович…» Ни больше, ни меньше. Но чаще всего повторялось слово «срэхва».
— Что стоишь? — взревел вдруг Сигизмунд, бросая трубку.
Вика вздрогнула. Она не сразу поняла, что это ей.
— Что пялишься? Вали отсюда! Давай, давай…
Он тяжело поднялся и надвинулся на нее, дыша луком и водкой.
— Катись ты в жопу! И все вы катитесь в жопу! Как хочу, так и живу, поняла? Не хрен мне тут указывать, поняла?
Она повернулась и выбежала вон, захлопнув за собой дверь.
* * *
Сигизмунд проснулся. Он лежал на полу. Замерз и затек. Рядом дрых кобель, положив морду на чью-то вязаную шапку с помпоном. Было невыносимо.
Он помнил, как начал пить. Помнил, как изобрел «септаккорд». Потом… потом, вроде, приходили. Сигизмунд напрягся. Кто? Сосед Михаил Сергеевич? Или соседка гражданка Парамонова. Впрочем, она не Парамонова. Забыл.
Может, Аська приходила? Нет, Аська бы его не оставила лежать в опрокинутом стеллаже и стыть. Аська бы набралась за компанию и стыла бы рядом…