— Так, так! Вы его знаете?
— Нет еще, милая Розарио, но я ему хорошо отрекомендован; сегодня ночью я должен его встретить; но вы его знаете?
— Ну да, какой вы забывчивый, и вы его знаете.
— Я?
— Конечно вы! Во время нашего переезда из Бразилии в Новый Орлеан не говорила ли я вам сто раз о преданном друге моего отца, который в продолжение двадцати лет путешествует по степям Америки?
— Может быть.
— Не говорила ли я вам, что я была так счастлива, что Бог послал мне на моем пути этого человека и еще его друг? — индейского вождя, которые и похитили меня у дона Мигуэля? Что они спасут меня, наконец?
— Простите меня, Розарио, — ответил он, покрывая ее руки поцелуями, — я очень виноват перед вами, я это чувствую и вижу; но когда я подле вас, вот как в эту минуту, когда я могу смотреть в ваши глаза, упиваться мелодичностью вашего голоса, говорить вам, как теперь, что я люблю вас, что я вечно буду любить вас, я, забывая все, что не вас касается, чувствую только мою любовь к вам; ваша красота порабощает меня; я весь поглощен ею; мне кажется, что наши души сливаются в одну, и я составляю часть вашего существа.
— Это странно, Октавио; то, что вы чувствуете, я тоже испытываю так, как вы это описываете; вдалеке от вас все для меня темно; ваше присутствие оживляет меня и делает невыразимо счастливой; что же это значит, мой возлюбленный Октавио?
— Это значит, моя дорогая Розарио, что мы пополняем один другого; что каждый из нас уносит часть нравственных сил другого; в разлуке мы не можем долго жить, и если б не было надежды свидеться, жизнь оставила бы нас.
— Да, я это чувствую, Октавио; все, что вы говорите, справедливо; вот почему нам нельзя более разлучаться еще раз! Теперь, когда я знаю, что вы не изменились ко мне, я хочу жить, чтоб быть счастливою с вами и вами.
— Вы говорите правду, возлюбленная моя, надо, чтоб так и было; мое сердце наполнилось радостью, что ваша вера в меня никогда не ослабевала. Смелее! Еще несколько дней, и вы спасены.
— Октавио, не забудьте Валентина Гиллуа; он поклялся покровительствовать нам; он может многое для меня сделать.
— Я это знаю, обожаемая моя Розарио, и я еще раз повторяю, что все меры приняты; в эту же ночь я увижу Валентина; я убежден, что это первое свидание будет не только дружеское, но даже родственное; мы посоветуемся немедленно о том, как ускорить минуту, в которую мы похитим вас из этого проклятого лагеря.
— Да хранит вас Бог, Октавио! С его помощью будете иметь успех!
— Да, и к тому же я сошелся с некоторыми из людей капитана Кильда.
— Берегитесь, Октавио; все эти люди, которые здесь находятся, первейшие негодяи.