До ее прихода он бегал по берегу реки в парке. На нем были шорты и футболка. Он еще не побрился. Курчавились мокрые после душа волосы. Сейчас он мало походил на могущественного президента компании, если бы не резкий, властный голос и огонь в глазах.
— Боюсь, что не приду. — Лейла понимала: если она не устоит в эту минуту, то обречет себя на то, чтобы всю оставшуюся жизнь подчиняться его бесконечным ультиматумам.
Он уставился на нее. Длинные загорелые ноги широко расставлены. Такой вид, будто усилием воли он может, если захочет, остановить вращение Земли.
— Ты будешь в церкви, дорогуша. — Он язвительно засмеялся. — У тебя нет другого выбора, помнишь?
В первый раз она по-настоящему разозлилась на него.
— Я никому не продаюсь, даже тебе, Данте. —Лейла бросила обручальное кольцо на медный поднос и направилась к двери. Он отвернулся и смотрел в окно, чтобы не видеть, как она уходит.
Где он сейчас, что делает? Один, как она, меряет шагами гостиную, удивляясь, как они дошли до такого финала? Топит свою печаль в скотче и гневно осуждает ее за публичное унижение? Сам ли пошел в церковь, чтобы отправить гостей домой, или на кого-то переложил неприятное дело?
Разволновавшись, она вышла на террасу. На юго-востоке высоко поднялась полная луна. Вся бухта светилась, и на земле лежали тени. В конце пирса спокойно покачивался шлюп. Где-то за домом для гостей распевали серенады лягушки.
Почти больная от горя, Лейла смотрела на ночное свечение бухты. Как ей хотелось заново прожить последние три месяца! И на этот раз все сделать правильно.
Она нетерпеливо смахнула слезы. Данте прав, секс не дает решения. Трещина проходит гораздо глубже.
— Мне бы хотелось думать, что мы когда-нибудь наладим отношения, — сказала она ему. — Но я отказываюсь быть жертвой. Я не стану больше терпеть твои ультиматумы и шантаж. Ты должен прийти ко мне без всяких условий.
— И не надейся, — фыркнул он. — Скорей мир рухнет, чем я поползу за какой-нибудь женщиной.
Она посмотрела ему в глаза и, не моргнув, ответила:
— Но я не какая-нибудь женщина. Я мать твоих детей, и я люблю тебя. Со мной нельзя обращаться будто с гулящей девкой, которую ты подцепил в баре, и я не позволю тебе этого.
— Посмотрим, сколько продлится твой праведный гнев, когда кредиторы снова забарабанят в дверь.
Но она и с этим справилась. Продала сапфиры и другие украшения, которые дарил ей отец. А вместе с ними и фамильные драгоценности, подаренные матерью: кулон с большим кроваво-красным рубином, брошь с изумрудом и брильянтом, тяжелые золотые браслеты, изумительной работы нефритовое кольцо. Денег хватило на оплату долгов. И немного осталось на расходы, пока она снова начнет работать.