— Пойдем в росе искупаемся, — сказал он наконец. — Ахти ведь поспит еще?
— Пойдем, — отвечала она. — Он столь проспит, сколь я здесь с тобой буду. Одно жаль: нехитрое это колдовство нам не поможет.
Она поднялась, потянулась вверх, прогнувшись, нимало не стесняясь своей наготы.
— Ладно, будет тут горевать. Разве то не сладко, что мы здесь повстречались? Догоняй! — крикнула она и побежала по поляне.
Мирко вскочил одним махом и бросился вслед за ней.
Роса была обильная и обжигающе холодная, жесткие стебли высокой травы хлестали по телу, и скоро оно стало гореть, будто после банного веника. Долго еще потом качались перед глазами побледневшие, но еще не опавшие цветки иван-чая и марьянника.
Роса смыла все, что тяготило душу, и возвращались они к серебристой своей иве, будто заново узнав друг друга, с легким сердцем, готовым к долгой, но преходящей разлуке.
— Ничего у тебя просить не стану, — говорила Риита, когда они уже оделись, хотя сладкое любопытство не спешило их оставить. — Сам ты все обещал, что я только хотела. Слово твое, неволить не буду. Потому нехорошо клясться, лучше правду молвить.
— Что ж тебе еще рассказать? — растерялся Мирко, кладя голову ей на колени. — Спрашивай, милая, душой кривить не буду.
— Вот что мне скажи. Мне ты свое слово дал, только судьба, сам говоришь, остиста. Нет ли у тебя за спиной ости такой, чтобы слову твоему помехой была?
Мирко, готовый уже сказать решительно: «Нет», — задумался на миг, и тут снова встал меж ним и целым светом дивный лик каменной богини. И словно коснулось его губ тепло того камня, и стеной окружила глухая, древняя тишь заповедного места, и он, не в силах солгать, твердо произнес: «Есть».
И рассказал Риите-русалке, как по дороге сюда набрел на старые, ведущие вверх ступени.
— Вот оно как, — проговорила Риита. — Должно быть, и впрямь не понять нам, лесным, души человечьей. А вот людям иной раз век мимо доли проходить да ее не увидеть. — Она помолчала. — Ладно, и то не горе. Пора уже. Пойдем к опушке, там валун-камень лежит. Говорят, его еще волоты оставили. Там же и встретимся, если приведется.
Мирко снова взял ее, молча, на руки и пронес до опушки.
У камня он осторожно опустил девушку, а она погладила его по жестким русым волосам.
— Солнце сейчас покажется. Вот с первым лучиком — ты не пугайся — я и исчезну, будто растаю.
— Дай поцеловать тебя еще раз, — попросил Мирко. Она не противилась, хотя и этот раз оказался далеко не последним.
— Нет ли у тебя чего на память мне? — спросил он, когда солнце уж действительно вот-вот должно было сверкнуть первым золотым лучом.