— Вот, возьми. — Она вынула из кармана и отдала ему белый платочек, вышитый по кайме все тем же узором — папоротниковым листом.
— А это тебе. — Мирко раскрыл ладонь, на которой лежало стальное кольцо с усиками для завязок, усеянное серебряными шариками, на каждом из которых была вытравлена сказочная птица-Алконост.
— Бери, — прибавил он, — это я сам у торговых людей выменял. Все берег, не знал для кого. Теперь время пришло.
— Красивое, — залюбовалась на кольцо Риита. — Хоть русалке серебра и не надобно. Венчик, он, сколько себя помню, на мне был, а от тебя возьму. Все. Солнце восходит. Погляди на меня, любый мой, да, может, поймешь что.
Из-за горизонта брызнули первые золотые капли, упали на черные вершины елей, и рассветный ветер шевелил уснувшую хвою.
Девушка отступила за валун, и сей же миг, взглянув ей в лицо, Мирко ахнул и ухватился за камень, чтоб не упасть: лицо Рииты-русалки неуловимо преобразилось, явив черты той, заветной богини, что осталась на сосновом кряже.
— Риита! — крикнул он с отчаянием и рванулся к ней, но было поздно.
— Ничего-то ты не понял! Жди! — не шепнули, а нарисовали ее губы, и вся она, как была, исчезла, канула, истаяла в росном воздухе. Только белый вышитый платочек остался у него в руке.
Мирко, ощутивший разом всю тяжесть бессонной ночи, едва передвигая ставшие свинцовыми ноги, побрел к шалашу.
«Как же так случилось?» — вертелось в голове.
Чего же не понял он, что упустил? Какую тайну разгадать не сумел?
«Мимо доли проходить да ее не увидеть». «Мимо сада-Ирия пролетит — не заметит». Не могла, значит, она ему сказать, хоть и ведала, тайну эту. Заклятие какое на ней лежало или зарок, может? В том ли дело, что не распознал он в Риите богиню? Или, может, что про бусину не рассказал? Да при чем тут бусина! Нет, верно, в том причина, что не узнал. Выходит, надо теперь по земле идти, людей расспрашивать, что за дева-богиня такая, и как к ней доступ найти, и какое таинство здесь сокрыто.
И немочь тотчас отступила. Мирко поднял голову. Зеленый лесной мир просыпался. Щебетали, радуясь солнышку, птицы, поднимались, сбрасывая дремотную росу, травы, начинали свой долгий разговор сосны. Навстречу шли чинно, бок о бок, два коня: справа — его избранник, белый, с умными фиалковыми глазами, а слева — вороной, — могучий, будто из единой громовой глыбы вытесанный, блестящий холеной шерстью, хитро, но беззлобно косивший на человека горящим зраком. Мирко поравнялся с конями и, обняв их за крепкие послушные шеи, прижался лицом к влажным от росы мордам. Кони, понятно, ничего не сказали на это, только дышали тепло и ласково, покачивая вверх-вниз головами.