– А что?
– А то, что нам нельзя будет проделать наш фокус. Видишь, народ здесь стоит.
– Так пойдем назад, в вагон, да под скамейкой и спрячемся, – посоветовал Рыжик.
– Ну нет, уж меня не заманишь под скамейку, – наотрез отказался Левушка; а потом, подумав немного, он проговорил: – А то знаешь что, давай здесь на площадке стоять…
– А ежели кондуктор увидит?
– Ну так что ж? Все равно ближе Казатина нас не ссадят, а нам только до Казатина и нужно. Ведь там у нас пересадка…
Левушка вдруг умолк и как-то странно съежился: из другого вагона вышел обер-кондуктор и через площадку прошел в тот вагон, где сидели косари. Позади обера плелся младший кондуктор. Когда за ними захлопнулась дверь, Левушка расхохотался как сумасшедший. Санька, ничего не понимая, глядел ему в рот и, постепенно заражаясь, сам принялся смеяться, не зная чему.
– Ты чего это? – наконец спросил он у Левушки.
– Я потому смеюсь, что мы теперь панами доедем до Казатина, – стараясь заглушить стук колес, громко ответил Стрела, нисколько не стесняясь присутствием посторонних людей. – В нашем вагоне уже отобраны билеты, и больше до самого Казатина спрашивать не будут.
– Почему ты знаешь?
– А вот почему. Кондуктора, когда идут за билетами, начинают обход с заднего вагона и все время идут лицом к паровозу. А сейчас ты видел, как они прошли? Совсем обратно. Теперь, значит, мы гуляем! – добавил Стрела и от восторга заплясал на одном месте.
Левушка сказал правду: приятелей действительно никто не беспокоил до самого Казатина.
По заснувшей земле мчится поезд. Он стучит, будит тишину летней ночи и рассыпает во мгле золотые искры.
Пассажиры третьего класса сидят в такой тесноте, что между ними руки нельзя просунуть. Никто из них не спит. Какой уж тут может быть сон, когда вагоны тарахтят, гремят, бьются, как в лихорадке, прислуга хлопает дверьми, паровоз кричит на всю степь и поезд то и дело останавливается на станциях и принимает все новых и новых пассажиров!
В одном из вагонов третьего класса сидят Рыжик и Левушка. Они поместились у окна, на узеньких одноместных скамейках, друг против друга. Им спать не хочется: они заняты едой и разговорами. Едят они колбасу и белый хлеб.
Две свечи, что горят в двух фонарях над дверьми, плохо освещают внутренность вагона. Рыжика совсем почти не видно: он сидит в уголке за дверьми, а белокурая голова Левушки едва вырисовывается в полумраке тряского вагона, переполненного усталыми пассажирами.
– А мы, Левушка, не обратно едем? – спрашивает Санька и чуть не давится большим куском колбасы.