– Эй вы, божьи люди, глядите ложки назад возвращайте! – говорили чернички каждому нищему, вручая ему ложку и ломоть хлеба.
Нищие с низкими поклонами принимали подаваемое, крестились, корчили жалобные рожи и, кряхтя и вздыхая, опускались на землю в ожидании похлебки. Когда все уселись, появились другие послушницы с супом. Большая деревянная миска полагалась на пять человек. Нищие знали об этом и заранее разделились на маленькие группы. Рыжик с дедом попали в компанию двух женщин и одного мальчика лет двенадцати. Одна женщина была с больными, гнойными глазами, а у другой благодаря отсутствию носа было совершенно плоское лицо. Зато мальчик был без всяких изъянов. Черный, как жук, быстроглазый и живой, он с первого взгляда понравился Саньке.
– Здравствуй, дедушка! Давно ли ты ослеп? – проговорил мальчик и рассмеялся.
– Это ты, Спирька? Здравствуй! – ответил дед.
– В каком лесу рыжика нашел? – намекая на Саньку, спросил Спирька. Дед не отвечал. Тогда Спирька стал бранить монашек за то, что долго не несут супа.
– Вот уж не люблю обедать в монастырях: баб много, а толку мало. Посадили на солнышке, а сами ушли. Погрейтесь, мол, голубчики. Чтоб им…
– Будет… Не в меру свой колокол развязал, – остановила расходившегося Спирьку безносая баба, сидевшая рядом с ним. – Ты что, хочешь, чтоб тебя, как Ваньку Ткача, отсюда?..
– Я не пьяный, а голодный! – огрызнулся Спирька.
– А что такое с Ткачом приключилось? – полюбопытствовал дедушка Архип.
– Ничего не случилось. Залил с утра зенки свои и пьяный в церковь прет, – ответила безносая.
– Экий дуралей! – сокрушенно заметил дед. – Не мог после обедни напиться… То-то я еще на паперти приметил, что он не в своем образе…
– Дедушка, ты же слепой, – ехидно вставил Спирька, – каким же манером ты мог образину Ткача заприметить?
– Ладно, не твое дело! – проворчал дед, видимо смущенный.
В это время подали суп, и разговор прекратился.
Рыжик почти не дотронулся до пищи: он чувствовал себя неважно. Недавние воспоминания всколыхнули ему ум и душу, и тоска и страх за будущее постепенно овладевали мальчиком. Дедушка, к которому он было уже привык, теперь стал пугать его, так как Санька наконец ясно понял, что дед притворяется слепым. «А раз он притворяется, – думал Санька, – стало быть, человек он нехороший, и его надо бояться». Кроме того, он заметил, что не один только дед притворяется, а многие из нищих и странников ломают какую-то комедию. Они и кланяются, и крестятся, и молятся не как все люди, а как-то по-иному, будто кого передразнивают.
Все эти думы, мысли и наблюдения не могли, конечно, веселить Рыжика, понявшего наконец, что он попал в общество нехороших, злых людей.