Рыжий подумал и добавил
— Но зато ушей не обморозишь, не будет у тебя ушей-то, — хохотнул он от собственной шутки. — Будешь епитимствовать в нужде до конца дней своих. Но, думаю, не долго. С твоим везением ты в тех краях долго не протянешь. Говорят, там всю зиму солнца не видно, а мороз стоит такой, что птицы замертво падают.
— Если до конца дней, то это не епитимья, а покаяние, — непроизвольно поправил Евлампий, но, вспомнив, к чему всё говорилось, заскулил.
— Но могу тебя выручить, — ободряюще добавил Рыжий. — Если ты мне с одним делом подсобишь.
Скуление враз прекратилось, а монах с большой готовностью спросил:
— Чем? Чем могу отплатить тебе за спасение? Какой службой?
— Так, пустяк, — Рыжий махнул рукой. — Ищу мухрыжника одного. Не сам ищу, человек большой попросил. Такой большой, каким не отказывают. И есть у меня подозрение, что мухрыжник тот в вашей обители затаился. Под чужой личиной скрывается, чтобы, значит, злодеяния свои без ответа оставить.
— И как зовут его? — с готовностью спросил монах.
— Кабы я знал!? — воскликнул Рыжий. — Говорю же тебе — под чужой личиной.
— А как я сыщу его? — удивился монах. — Мало ли у нас приблудных?
— Сам ты его не найдёшь, это верно, — согласился Рыжий. — А мне ходу в монастырь нет.
Он задумался.
— Сделаем вот как. Ты мне расскажешь, кто да чем у вас там занимается, за кем, что странное подмечают, что говорят послушаешь… А я уж, с божьей подмогой, разберусь, который из них мне нужен.
— Щекотливое дело, — испугался монах.
— А ты как хотел? — удивился Рыжий. — Малым откупиться? Так не бывает. Не за медяк усердствовать будешь, язык и уши спасаешь…
Он помолчал.
— А может и голову. Вдруг да ошибаюсь я на счёт доброты наставников твоих.
Приуныл Евлампий. Долго терзался сомнениями, шевелил непослушными губами, призывая на помощь своего святого, да заступницу всеобщую Богородицу. Но святые выжидали и никакого иного выхода, кроме согласия, монах так и не нашёл.
— А как же быть с опозданием к службе? — спросил он, затягивая время.
— Ничего, — обнадёжил знакомец. — Есть у меня одна задумка.
Замолчали оба. Монах теребил бородёнку, а Рыжий принялся будто бы чистить рукав.
— А девка? — вдруг вспомнил монах и кивнул на печь. — Она откуда взялась? И с нею как быть?
— Девка? — переспросил Рыжий, взглянув в ту сторону, и успокоил. — Девку-то не бойся, она не выдаст.
Проклиная собственные слабости, недобрую судьбу, Евлампий рубанул рукой по столу и дал согласие. После чего потянулся к ковшу.
— Только мне подстраховаться требуется, чтобы ты не передумал потом, — сказал Рыжий. — Уж прости, не доверяю я тебе. Письмо напишешь…