– Откуда тебе знать? – всхлипнула Виктория, но Оливия молча улыбнулась. Ей так хотелось принять ее боль и разочарование! Хорошо, что Виктория избавилась от ненавистного Уиткома и они с сестрой помирились! Проклятый Тоби все это время стоял между ними!
– Я старше тебя, – ободряюще заметила Оливия. – Такое случается. Но время – лучший лекарь.
– Я не подозревала… что такие люди бывают… злобные, лживые… Ненавижу мужчин!
– Не стоит, – посоветовала Оливия, чмокнув сестру в макушку.
Они обменялись понимающими взглядами. Сестры так хорошо знали друг друга, каждое слово, каждый жест, каждый момент печали и радости. За последние несколько недель они едва не потеряли друг друга. Но теперь все будет иначе, и они никогда не расстанутся. У них словно одно сердце, общее на двоих. То, чем они владеют, никому не отнять.
Всю дорогу в Кротон они держались за руки. Виктория молча плакала, стискивая пальцы сестры. Отец, сидевший впереди, ни разу не повернул головы и не произнес ни слова.
Возвращение в Кротон в каком-то смысле для всей семьи оказалось большим облегчением. Два месяца, проведенные в Нью-Йорке, были настолько суматошными, что нервы у Хендерсонов были на пределе, не говоря уже о потрясении, вызванном сумасбродным поведением Виктории. Близнецы снова могли проводить время вместе, разговаривать, делиться мыслями. Тоби заслонил Виктории все – ее мечты, цели, принципы, священные верования, бывшие когда-то столь важными для нее. Она отдала ему себя, пожертвовала собственной репутацией и за пять коротких недель уничтожила все, некогда ей дорогое, даже любовь отца. Только Оливия оставалась такой же, как обычно, и даже пыталась развеселить Эдварда и Викторию.
Она постоянно хлопотала над отцом, приносила чай, заказывала любимые блюда, срезала и ставила в вазу цветы. Но он почти не разговаривал и вел себя крайне резко с дочерьми. Хотя договоры о продаже завода шли полным ходом, он был постоянно чем-то озабочен.
Листва на деревьях совсем пожелтела. Оливия любила это время года на Гудзоне и то и дело звала Викторию прогуляться и поездить верхом, хотя та предпочитала водить машину.
– Ты слишком избалованна, – поддела Оливия сестру как-то днем, в конце их первой недели дома. К этому времени все, казалось, вошло в прежнюю колею. Нью-йоркский дом был закрыт, и Берти прибыла с остальными вещами. – Почему бы нам не отправиться в Кайкьюит? – настаивала Оливия, но Виктория не проявила особого энтузиазма.
– Рокфеллеры наверняка слышали, какая я развратница, и забросают меня камнями, не подпустив даже к воротам, – вздохнула сестра, но Оливия громко фыркнула.