— Много не давай, — вдруг сказал Алик, — голубю вредно.
— Не твой он, и ладно! — отрезала Наташа.
— Я не говорю, что мой, — опустил голову Алик, — Лучше ведь хочу. Сытому голубю труднее лететь. Может не донести письма.
Женя с Наташей переглянулись.
— Ой, правда! Забыли мы, Женя.
Женя выдал каждому по маленькому листику папиросной бумаги. Не глядя, подал Алику.
— Маме пишешь, Алик? — подсел к мальчику дедушка.
— Маме.
— Ну, пиши, пиши. И мне надо… почтальону, своему дружку, пару слов черкнуть.
Письма быстро написали, потому что в распоряжении каждого был только крошечный кусочек бумаги, немного больше спичечной коробки.
Женя аккуратно свернул письма, сложил в сделанную Володей гильзу. Гильзу надели голубю на лапку.
Все вышли проводить крылатого почтальона. Голубь крутил головкой, перешагивал крохотными шажками по Наташиной руке.
— Ну, лети, лети! — сказала Наташа, легонько сталкивая голубка. — Привет всем передай!
Голубь вспорхнул и широкими кругами закружил над избушкой, то набирая высоту, то опять снижаясь.
— Вдруг не полетит! — испугался Боря. — Клевал, клевал, и зря…
— Как же, не учила я его, что ли? Свистнуть надо… Женя, свистни — у меня руки грязные.
Женя пронзительно засвистел. Голубь взмыл вверх, сделал последний круг, будто прощаясь, и вдруг направился прямо на юг — домой.
Через минуту он скрылся за вершинами кедров.
Увы, ребята поторопились послать победную весть. Они даже не догадывались, какие испытания еще ожидают их впереди.
Дом на поляне, где обосновались ребята, был таежной охотничьей избушкой-зимовьем. Осенью сюда, в тайгу, приходят колхозники. До открытия охотничьего сезона они здесь добывают орехи, а зимой промышляют пушного зверя.
Раньше летом дом пустовал, но вот уже второй год, с весны до осени, в нем живет пожарный сторож Михеич, о котором дедушка упоминал, когда встретили следы Алика.
— Так все лето один и живет? А что он караулит? Скоро он придет? — заинтересовались ребята.
— Про это он вам сам расскажет. Наскучал без людей — с весны не видел. То-то будет рад поговорить! А подойти — к вечерку подойдет.
В избушке были две комнатки. Посредине стояла каменная, с чугунной плитой печь. У стен расставлены рядами железные кровати. К каждой комнатке табуретки и стол. Вторую, меньшую, занимал, видимо, Михеич: одна кровать была заправлена, а на столе, накрытые полотенцем, лежали продукты и посуда.
У изголовья кровати в жестяной банке красовался букет уже увядших красных лилий. Цветы эти растут в Забайкалье запросто, не на клумбах, а на полянках, в любом уголке тайги. Напротив, на стене, — портрет Ленина в самодельной, удивительно красивой раскраски рамке. Дедушка объяснил, что рамку никто не разрисовал, а сама древесина кедрача имеет такой красивый узор. Недаром она ценится очень дорого. Под портретом на полоске обойной бумаги лозунг: «Да здравствует мир!»