Подойдя к двери, странным образом уменьшился в росте Чернобородов:
– Печать нарушена. – Действительно, через сургуч тянулась трещина. – Это очень плохой знак, – продолжил капитан…
– Это здесь убили Григория?
– Нет, в хранилище графа у вас нет доступа.
– А сюда – есть?
– И сюда нет.
Интересная получается история: не дают поспать, везут неизвестно куда на повозке, запряженной лошадьми со всеми признаками бешенства, – и после этого никуда не пускают!
– Алекс, вы ведь знаете, что случилось с графом Григорием: он погиб в этом же здании, в хранилище, из-за взаимодействия достаточно невинных артефактов… А за этой дверью хранятся предметы, способные в неумелых (или же, напротив, умелых) руках уничтожить весь город. Круглосуточная стража здесь не случайна…
– А они умеют еще что-нибудь, кроме как стоять со свирепыми рожами? – Ну вот, Данила подал реплику, а я думал, после свидания с Аленой он лишился способности реагировать на окружающий мир, надо же – отреагировал…
– Не свирепые рожи, а суровые лица, юноша, – сказавший эту фразу был наряжен так же, как и потешная стража, разве что его ряса была из ткани получше, а кольчуга не тронута ржавчиной, – разрешите представиться, командор ректората отец Порфирий.
– Отец?
– А что вас смущает?
Меня много чего смущало: я не привык к соединению магических артефактов и церкви в одном флаконе. А когда священник носит кольчугу, да к тому же называет себя командором…
– Отец Порфирий, это же школа магии?
– Без всяких сомнений. А вы – тот самый детектив из Киева, верно?
– Да, я детектив, я из Киева, и зовут меня Алекс, но всё же каким образом сочетается церковь и магия? – Я привык к тому, что это сочетание было очень простым: там, где были ведьмы, не было места церкви и наоборот. Люди обращаются к духовному сразу после того, как перестаёт помогать материальное, поэтому маги и ведьмы куда популярнее служителей церкви.
– Магия, юноша, так же, как и всё в этом мире, лишь инструмент, но инструмент могущественный и потому нуждается в присмотре, я бы даже сказал, в духовном надзоре…
Очень давно меня не называли юношей, а ведь Порфирий вряд ли намного меня старше, но странным образом я не почувствовал обиды. Не дожидаясь, пока я спрошу его еще что-нибудь, Порфирий подошел к страже – переговаривались они долго, но убийственно тихо. По-видимому, удовлетворившись услышанным, Порфирий решил удовлетворить и наше любопытство:
– Снаружи внутрь никто не пытался проникнуть, так что печать нарушена чем-то изнутри…
– Отец, а сама по себе она не могла нарушиться, ну, там, от старости или еще от чего?