Этот довод оказался решающим. Уж что дядюшка Эйнар ненавидел, так это когда в доме, куда ни повернись, хлещет по лицу мокрое белье, так что приходится пролезать к себе в комнату чуть не на четвереньках.
— Но только до края выгона, — сказал он, вставая.
— Только! — радостно согласилась жена.
Ф-р-р... и вот его крылья уже рассекают и отшвыривают назад предзакатную прохладу. Дядюшка Эйнар стремительно мчался над лугом, волоча за собой длинную, весело трепещущую цепь, быстро обсушивая влажное белье во встречном потоке воздуха.
— Принимай!
Уже через минуту он с лету разложил пунктир свежего, как только что скошенная пшеница, белья по длинной полосе брошенных на траву одеял.
— Спасибо!
— Р-р-р, — прорычал он, а затем спланировал в самый дальний угол двора, под старую яблоню с невыносимо кислыми яблоками, сложил крылья, сел на землю и погрузился в тяжкие раздумья.
Изумительные, нежно-шелковистые крылья дядюшки Эйнара, свисавшие с его плеч, подобно аквамариновым парусам, негромко жужжали и шелестели при каждом его движении.
Относился он к ним как к докучливой обузе? Отнюдь. В молодости Эйнар летал чуть ли не каждую ночь. Ночь — лучшее время для крылатого человека. День полон скрытых угроз, так было всегда и всегда будет, а вот ночью — ночью он вольно парил над дальними землями и еще более дальними морями без малейшей для себя опасности.
Но теперь он не мог летать ночью.
По пути сюда, на эту проклятую, злосчастную ферму, он выпил лишку густого темно-красного вина.
— Ничего со мной не случится, — вяло вговаривал он себе, творя свой путь между серебряной россыпью звезд и грезящими о не скором еще рассвете полями. А затем — оглушительный треск, в клочья изорвавший ночную тишину.
И ослепительная, яростно-голубая вспышка. Опора высоковольтной вышки, затаившаяся в ночи, как злобный, злокозненный зверь.
Дядюшка Эйнар попал как утка в ловчую сеть; холодный жар огней святого Эльма все глубже впивался ему в лицо. Мощно взмахнув крыльями, он сбил с себя огонь и упал. Он шлепнулся на влажную, залитую лунным светом траву со звуком, словно кто-то сбросил из поднебесья огромную телефонную книгу.
Когда Эйнар вышел из нелегкого забытья и заставил себя встать, у него зуб на зуб не попадал от росы, насквозь пропитавшей нежные крылья. Было совсем темно, но на востоке уже появилась узкая розовая полоска. Скоро, совсем скоро она расползется на полнеба, так что о продолжении столь неудачно прерванного полета нельзя было и думать. Оставалось одно — забиться поглубже в лес и переждать там до ночи.
Вот там-то и нашла Эйнара его будущая жена.