Еще раз с видимым сожалением на лице он обернулся в сторону оставшейся далеко позади дубравы и протянул вполголоса:
— Дела-а.
Какое-то время они ехали молча. Наконец Стоян решился и спросил:
— А ведомо ли тебе, что означает эта вещица?
— Ну-у, — протянул Константин неуверенно. — Я так мыслю, что Перуна.
— Мыслит он, — передразнил его сотник, затем еще раз опасливо оглянулся на отряд, безмятежно скачущий на небольшом отдалении, и заговорщически извлек из-за пазухи аналогичную фигурку на точно таком же кожаном шнурке. Впрочем, имелись у них отличия: руки Константиновой фигурки были сложены на груди, будто в молитве, а у Стояновой опущены вниз и прижаты к бокам.
— Это знак тайного братства. Братства Перуновых детей. Потому и помстилось мне поначалу, будто Всевед маху дал, на братоубийцу знак этот нацепил. А когда ты про лечение посохом сказал, уразумел я, что никакой промашки здесь нет, — пояснил сотник, тут же убирая свой амулет назад, под рубаху. Константин незамедлительно последовал его примеру, поинтересовавшись:
— Одно тогда неясно. Разве туда, ну, в это Братство, вступают не по собственной воле? Ведь моего согласия никто не спрашивал.
— Смотря какой знак, — отозвался Стоян. — Заметил отличку от моего?
— Руки?..
— Точно. Я гляжу, око у тебя приметное, — похвалил его сотник. — Так вот, ежели они к груди прижаты, как на твоем, то ты еще не считаешься вступившим в Братство. Всевед такой знак на моей памяти только раз единый и давал. Означает он, что хоть сам носитель знака и не вступил еще в Братство наше, однако чист душой, светел мыслями и нуждается в помощи, которую ему любой, в Братство входящий, обязан оказать. После, когда нужда пропадет, Всевед этот знак с тебя снимет, а уж там тебе самому решать — вступать в наше Братство или нет. Обычно он другой знак дарует, но тот простой вовсе и больше на полено похож. И тут я уж сам решаю — помочь или как.
— А твой?..
— Мой гласит, что я уже в Братство вошел. Стало быть, ежели душа моя запачкается или злое что-либо учиню, то всего один день и проживу после этого. А может, и того менее. Словом, следующего восхода солнца мне уже увидеть не доведется.
— Ого, — покачал головой Константин. — А что с посохом?
— Это не простой посох был. Сила в нем великая сокрыта.
— Ну, еще бы, — не стал спорить Константин. — У меня на что раны тяжелые, а к утру уже рубцеваться начали.
— Тому и дивуюсь, — откликнулся сотник. — Будь ты вправду Каином, Всевед к тебе вовсе не притронулся бы.
— А я почти все время в беспамятстве лежал, — уклончиво заметил Константин.