— Неважно это. Всевед все едино учуял бы. А не он сам, так посох свое дело сделал бы.
— Это как? — не понял Константин.
— А так, — пояснил сотник. — Был человек и нет человека. Вмиг живота бы лишил. Сила в нем покрыта, от самого Перуна полученная. К тому ж приложил он его к тебе когда?
— В Перунов день, — ошарашенно ответил Константин. Надо же, оказывается, дед ему еще одну проверку на вшивость устраивал, а он-то думал, что это для лечения необходимо.
— Вот, — удовлетворенно заметил Стоян. — А в этот день у него сила и вовсе, страшно сказать, какая могучая. От тебя бы одни угольки остались в одночасье, ежели бы ты пусть и не сам задумал злодеяние на братьев своих, но хоть чуток поучаствовал в том.
— Но я все равно убивал в тот день, — возразил Константин. — Того же Кунея, к примеру, да и не только его.
— А вот это как раз не важно, — досадливо отмахнулся сотник. — Ежели за правое дело да в честном бою, Перун прощает. — Он криво усмехнулся. — Наши боги — это не Христос. Другую щеку подставлять не посоветуют... и правильно. За добро драться надо. Ударили по левой, а ты его в ответ, да так, чтоб не разогнулся. Оно по-нашему.
— Тут я согласен, — выразил солидарность в этом вопросе Константин и напомнил: — Вон уже Рязань показалась, а ты еще ни с кем из моих воев не поговорил.
— А для чего? — удивленно воззрился на него Стоян.
— Чтобы точно знать, правду я тебе рассказал или нет.
— Я и так знаю. Куда уж точнее, — отмахнулся сотник досадливо. — Ты мне лучше вот что скажи. Ежели отпущу я тебя сейчас, то ты до Ожска добраться... — не договорив, он тихо выругался, мрачно глядя налево.
А там показался и уже был хорошо виден довольно-таки крупный — не меньше сотни, а то и полторы — отряд, во весь опор скачущий им наперерез.
— Это вои Глебовы из-под Пронска возвращаются, — хмуро пояснил он Константину. — Не успеть тебе. Даже если я всех своих положу, все едино — не оторваться.
— Пусть будет, как будет, — согласился Константин. — Об одном прошу — людям моим по возможности участь облегчи. Они же не повинны ни в чем.
Стоян с уважением поглядел на князя.
— Тебе о себе ныне думать надо в первую голову, — заметил он все же.
— Обо мне князь Глеб позаботится, — невесело усмехнулся Константин. — А вот о них...
— О них тоже, — буркнул сотник. — У него в порубах места много. Там им и перина пуховая будет, и песни веселые, ежели Стожара попросят.
— Так гусляр жив? — встрепенулся Константин.
— Жив, — сумрачно подтвердил Стоян и уточнил: — Пока жив. — Впрочем, он тут же попытался приободрить князя: — Да ты не горюй. Перун нас в беде не оставит.