— Что ж, — она легкомысленно улыбнулась, — я помолюсь за него. Но все эти дни я молилась за тебя. Неужели ты не чувствовал?
— Конечно, чувствовал, — соврал Кирилл.
Разговор надо было заканчивать. Все равно он не мог сказать ей те слова, которые она от него ждала. Потому что сказать их значило унизить — и ее, и себя, и Свету.
— Мне пора.
Лицо Ксанки омрачилось, а глаза, казалось, стали еще больше.
— Как? Уже?
— Да, у меня в Семецком служебные дела. — Он встал. — Поправляйся!
— Ты даже не спрашиваешь, сколько мне тут лежать.
— А я знаю, — соврал Кирилл. — Я в справочном узнавал. Сказали, еще недели три.
— Пять. Я еще даже ходить не начала. — Она грустно улыбнулась. — Видишь, наверное, утку под кроватью.
— Подать? — спросил Кирилл.
И даже головой мотнул от чувства неловкости. Все он говорил не то, что она ждала, чего ей хотелось.
— Нет, не надо. Лучше знаешь что? — Она покусала губы.
— Что?
— Поцелуй меня, пожалуйста.
"Не надо", — хотел сказать Кирилл. Но не сказал. Потому что понял: надо. Не имеет сейчас никакого значения, любит он ее или нет и как бы к этому поцелую отнеслась Светлана. Потому что именно от поцелуя зависит, сколько еще недель проваляется Ксанка в этом госпитале и как скоро встанет с этой койки.
Он наклонился и коснулся ее горячих сухих губ, а она вскинула худые руки, обняла его за шею и чуть приподнялась, и они находились так, пока она не устала. Потом ее руки разжались, и она отвалилась на подушку, а он сказал: "Ну, поправляйся!" — и быстро, не обернувшись, вышел и только тут позволил себе, наконец, бурно перевести дыхание.
И принял окончательное решение относительно перспектив в их отношениях.
Спустившись вниз, он посмотрел на часы. До момента, когда он должен был прибыть к следователю, время еще имелось, и он решил сходить в гости к другим раненым товарищам. Однако справочная сообщила, что Михаил Афонинцев и Эзотерия Дубинникова как раз сегодня выписались из госпиталя и отправились к месту несения службы.
Тогда, выйдя из госпиталя, он присел на скамеечку и закурил, поглядывая на окна, за одним из которых осталась Ксанка. А потом понял, что тянет время, не решаясь совершить давно запланированный поступок.
Но почему? Неужели он опасается еще одной странности? Мало их было? Одной больше, одной меньше — до фомальгаута…
Не докурив, он выбросил сигарету в стоявшую рядом урну и кинулся к "чертенку". Забравшись в кабину, он воспользовался справочной автопилота и определил, как далеко гарнизонный госпиталь находится от кабака под названием "Счастливая полночь".
Через пять минут он посадил "чертенка" неподалеку от кабака, выбрался из кабины и проследовал в знакомые двери. Как и в прошлый раз, подошел к стойке, заказал кофе по-турецки, расплатился и сел за стол возле ближнего к выходу окна. Через пяток минут все та же официантка все в тех же черной юбке, белой блузке и передничке с белой наколкой на сиреневых волосах принесла ему заказанное.