В три часа ночи я как раз заметила одного из сторожей с собакой возле пирса, там фонарь горит. Вокруг поселка шумел черный лес, это всегда так загадочно и страшновато и в то же время — так здорово, когда забираешься под теплое одеяло и смотришь сквозь сетку на окне, как там летают звезды. Так уютно слышать, как гудит дымоход и трещат внизу дрова в камине, а если прислушаться, то можно разобрать, как бормочет вода и постукивают бортами лодочки у пирса...
Сейчас я готова отдать все что угодно, лишь бы снова услышать воду.
— Пришла мама, поцеловала меня и немножко посидела со мной. Этой ночью она была какая-то тихая и задумчивая, как будто чувствовала что-то... Я закуталась и даже почти простила Зиновию его побег. Мотыльки колотились о сетку, моргали звездочки, и где-то на кухне журчала в кране вода.
До катастрофы нам оставалось меньше семи часов.
А проснулась я от тишины и удушья.
Обычно под утро становится холодно, у нас все-таки не черноморский курорт, но сегодня оказалось, что я уже во сне избавилась от одеяла, скинула на пол подушку и все равно очухалась вся насквозь мокрая.
В кранах не журчало, на озере не гомонили птицы, лес вымер. Я кое-как отдышалась, вытерла пот, поглядела в окно и долго не могла понять, что же я вижу. Небо разделилось пополам. Слева наискосок размазалась привычная утренняя глазурь с подпылом воздушно-белых перьев, а правее — разливалась чернота. Это было так страшно и так неожиданно, что я отвела взгляд и протерла глаза.
Чернота не исчезла. Над верхушками притихших сосен заблудился кусок самой настоящей ночи. Первым делом мне пришла мысль о каком-то хитром типе затмения, хотя темно совсем не было, напротив, из-за крыши вовсю лупило солнце.
Участок звездного неба над лесом почти незаметно увеличивался; казалось, что разлитые чернила пожирают синеву. Там моргали звездочки, и... плыли воздушные шары.
Или мне только померещилось, и никаких шаров не было?
Шесть или семь розовых шариков, один за другим, показались над соснами, повисели немножко, и вдруг — стремительно умчались, словно их сдуло ветром. Это произошло так быстро, что я не успела даже понять, какого размера они были. То ли настоящие, вроде прогулочного дирижабля, то ли маленькие, детские, и летели совсем не над лесом, а над соседним участком...
Важно то, что они мне сразу очень не понравились. Всего лишь розовые шарики промелькнули и исчезли, но у меня отчего-то засосало под ложечкой.
Я выбралась из постели и уставилась на висящий у окна термометр. Он постоянно находился в тени и сейчас уверенно показывал плюс тридцать три. В тени, в комнате — плюс тридцать три! Мне стало нехорошо при одной мысли о том, что творится на солнцепеке. Голые пятки обжигал нагретый паркет. В доме повисла гробовая тишина. Если бы не звук собственного дыхания, я уверилась бы, что за ночь лишилась слуха.