- Что это? - спросила она, подходя к кровати.
Это был тугой газетный сверток. Два сочных лимончика, как сказал Леха.
- Это... - с трудом проговорил Витька.
- Ты куртку повешал мимо вешалки, - ровным голосом продолжала Тамара, неподвижно стоя возле кровати. - Я стала поднимать, а оно вывалилось из кармана.
Она замолчала. Молчал и Витька. Он лежал и даже не пытался ничего придумать. Мысли не мельтешили, ища выхода из положения, в голове вообще не было мыслей, одна лишь наполненная тошнотой и кружением пустота.
- Что это? - повторила Тамара. Она вся была какая-то окаменевшая.
- Это... это...
Пустота и нет мыслей, а может, их никогда и не было, может, он до сих пор лишь воображал, что думает, и только теперь, в минуту пьяного прозрения понял, что у него никогда не было мыслей.
- Это деньги, - сама ответила Тамара. Двигаясь, как заводная кукла, она развернула газету, и в сумраке, в котором еще все видно, зажелтели пятидесятитысячные. - Много денег. Я никогда не держала в руках столько денег. Откуда они?
- Это... это деньги...
- Я вижу, - спокойно, слишком спокойно сказала Тамара. - Откуда?
Сказать правду? Но лопалась версия с днем рождения заведующей, дальше тянулась ложь с обещанием не водить компанию со старыми приятелями и многое, многое другое. Соврать? Но что можно соврать, когда у него нет и даже вообще не было мыслей?
И тут Витьку осенило...
4
Витька вошел через задние двери в магазин. Бодрый навеселе. Было полдевятого утра, а бодрый он оттого, что, встав, похмелился стопочкой водки, которую долго и тщательно прятала от него Тамара, и когда он сегодня встал - желтый, помятый, с сосущей тошнотой в животе и опухшими глазами, выдала ему по такому случаю.
Из-за спины в открытые двери магазина щедро вливало свет взбирающееся на небо солнце, а пока он шел на работу, под ногами похрустывали замерзшие за ночь лужи.
"Гастроном" был в конце улицы, носящей звучное имя Чайковского, где жил Витька. Открывался он в девять, так что Витька на работу явился без опоздания. Он был сегодня хорошим. Он собирался быть хорошим весь день, чтобы не вспомнили о вчерашнем самовольном уходе с работы, но быть хорошим ему не дали.
Войдя, он тут же напоролся на заведующую Инну Константиновну. Она словно специально ждала Витьку у входа невысокая, молодящаяся женщина далеко за сорок, всегда густо накрашенная, с неуклюже-толстыми ногами и крутыми бедрами. Она стояла в белом расстегнутом халате, из-под которого выглядывало платье с богатой вышивкой, уперев руки в бока и уставив на Витьку недобрый взгляд выпуклых коричневых глаз с золотыми искрами.