Мы сожгли машину времени в Голливуде.
Будь наша история фильмом, это сразу убило бы всякую надежду на вторую серию. Однако в реальном мире финалы, конечно же, случаются. Настоящие финалы. Иногда даже счастливые. Не знаю, почему я вдруг решил начать именно с этого эпизода, но тогда, в центре мировой столицы подслащенных грез, он казался вожделенной точкой в конце самого сумасшедшего года моей жизни. Если изложить весь сюжет в виде краткого заголовка, получится нечто несусветное, во что не поверят даже читатели самой низкопробной бульварной газетенки:
Роман с пришельцем. Секреты забытых снов. Я спас Землю от Третьей мировой войны и покончил с собой.
Сами понимаете, я устал как собака.
Стоя в серых сумерках обветшавшего съемочного павильона, мы с Солом вглядывались в горящее янтарным светом окошко мусоросжигательной печи, где завершило свой путь гениальное изобретение – неказистая на вид конструкция вроде больничной койки, которая отправила нас через мост сновидений в будущее. Горела она недолго – каких-нибудь пять минут, и на полу осталась лишь куча золы.
Тогда все это казалось нереальным, да и сейчас кажется. Странно, что такая фиксированная вещь, как прошлое, способна нас удивить – как будто нас там никогда не было. Навязший в зубах Синатра моего детства, вечно гремевший в допотопном отцовском радиоприемнике, превратился, когда мне перевалило за сорок, в тонкого знатока состояний души и искуснейшего интерпретатора вечных истин. Первая жертва путешествий во времени – ощущение связности происходящего. Вырвавшись из единого общего потока, теряешь возможность ретроспективной оценки: посещая то и дело свое прошлое, я обнаруживаю там вовсе не себя, а какого-то незнакомца, чьи поступки совершенно непредсказуемы – нечто вроде дежа-вю, только наоборот.
Попробую объяснить.
Нет, не объяснить – это было бы слишком сложно. Приведу пример.
Мне больше не нужна машина времени.
Я «перескакиваю» сам.
Обычно назад.
Печатая последние пять строк, я оказывался в прошлом пять раз. Я снова был мальчишкой, всматривался в свое отражение на дне темного колодца. Я был юношей и мечтал, лежа в гамаке, о баскетбольном финале Национальной студенческой ассоциации и своей выигрышной подаче. Осоловевшим от пива подростком, который падает с высокого дуба – впереди была сломанная рука – и провожает взглядом проносящиеся мимо голые, покрытые инеем ветки. Плачущим двухлетним младенцем, вцепившимся в прутья детского манежа. А вот первая встреча с моей самой удивительной пациенткой, Лорой: она идет по коридору к двери моего кабинета, ее силуэт в полумраке, покачивание бедер. И снова настоящее: печатный лист перед глазами, расплывающиеся строчки… Я фокусирую взгляд и вижу на клавиатуре диковинную птичку с красным оперением, которая косится на меня, слегка наклонив головку, будто спрашивая: «Ты вернулся?»
