Так-то оно так, но Коренге упорно казалось, будто Эория говорила безподмесную правду. Его взяла злая обида на себя и на своё родовое наследие, не дававшее ему говорить о себе открыто и свободно, как говорила она. Потом он обратил внимание, что она не упоминала ни имени отца, ни того, что он был кунсом, и странным образом утешился.
А Эория продолжала:
– Деду понравился и корабль, и сам предводитель, и он стал думать, что от такого родства мог бы быть прок, потому что для аррантского купца первый страх – встретить в море боевую «косатку». Да и дочка с молодого морехода прямо глаз не сводила…
Коренга попробовал представить себе кунса Чугушегга молодым, весёлым и без седины в бороде. Ему невольно подумалось, что аррантскую девчонку вполне можно было понять.
– Так поженились мои мать и отец, – сказала Эория. – Но длиннобородому Храмну было угодно, чтобы корабль деда разбился всего два года спустя. Братьям матери оказалось довольно товаров, которые им привозили из Шо-Ситайна и Мономатаны. Они не захотели торговать с Островами, и отец перестал с ними знаться. А мать умерла, когда мне было три зимы от роду. Вот и вышло, что у нас с братьями аррантского одни только имена и остались.
Старик Тикарам снова приподнял голову. В его взгляде, устремлённом на воительницу, Коренге почудилась жалость.
– Скажи, дитя, – проговорил старец, – твоей матери, выросшей в солнечной Аррантиаде, в тени оливковых рощ, наверное, холодно было среди туманных льдов и снегов?
Эория усмехнулась.
– Ты ошибаешься, – ответила она, – если думаешь, будто она простудилась в метель или утонула в проруби. Отец говорил, наш мороз только разжигал её щёки румянцем, а ветер с океана давал весёлый блеск глазам. Да, оливы у нас не растут, но никто лучше матери не выучился делать клюквенный мёд и подавать его к рыбе… Однажды она просто уснула и не проснулась. На ней не было знака болезни, она лежала и улыбалась, только маленькое пятнышко синело вот здесь. – Эория указала пальцем на середину лба. – Тогда отец вспомнил, что она часто тёрла рукой лоб, как будто у неё устали глаза. Никто не знает наперёд, какая судьба постигнет его. И когда это случится.
Она замолчала. Коренга понял, что тайна мешка, в котором утопили Ириллира, сегодня не будет раскрыта ему. А может, так вообще и ускользнёт от его любопытства. И конечно, лучший способ ничего не узнать – это пуститься в немедленные расспросы.
От котла поднимался упоительный запах. Алавзора поднесла к губам черпак, проверяя, готово ли хлёбово. Коренга ощутил, как рот наполняет слюна. Он даже не сразу обратил внимание на троих вооружённых людей, уверенно шагавших к ним между кострами.