Как вообще ко всему, что оказывалось превыше его разумения и досужести рук.
«Обязательно надо будет купить хоть фляжку. Пусть самую маленькую, – мысленно пересчитал он остатки денег, сберегавшихся в кошеле. – То-то дома порадуются… – Вздрогнул, спохватился, и ему стало страшно. – Дома?..»
Какие теперь подарки, какое возвращение под родной кров!.. Коренга снова сделал усилие, разгоняя думы одна другой непотребней и горше, и твёрдо поставил себе: что там с возвращением, ещё поглядим, а доброго вина купить надобно. Пригодится небось.
Всё же добрыми картами снабдил любимую дочку морской кунс Сквиреп Чугушегг! На них, правда, не были обозначены ни болотистые чуроты за прибрежными дюнами, ни подавно озёра, в которых они с Коренгой выловили налима. Зато все расстояния казались измеренными без большого обмана, и если уж карта предупреждала, например, о реке, то эта река и оказывалась именно там, где была нарисована, и текла непременно в ту сторону, в которую велела ей карта, а не наоборот.
Эория старалась ещё и улучшить доставшееся ей начертание нарлакской земли. Колола себе палец и кровью очень тщательно помечала на карте всё любопытное и заметное, попадавшееся на пути.
– Будет что отцу показать, когда он придёт за мной с моря.
Правда, рядом с Огненными увалами, где ждал своего царевича разрушенный Фойрег, она никаких пометок так и не сделала, и молодой венн понимал почему.
Но вот что означала почти прямая черта, упиравшаяся в горы чуть севернее Ирезея, ни она, ни Коренга догадаться так и не сумели.
Идя на Ирезей, они вполне могли миновать эту черту.
– А пошли свернём – поглядим, что там такое, – предложила Эория.
Коренга было засомневался, а надо ли. Увечье давно приучило его всюду находить краткий путь и по сторонам без большой необходимости не петлять. Он уже открыл рот возразить, но вовремя вспомнил, что они больше никуда не спешили, совсем никуда, и вместо горького ужаса ощутил внезапную лихость. Наверное, ту самую, что подвигала мальчишек рода Белки сигать вниз головами в омут со страшного Белого яра, юных Волчат – переходить не менее страшные Журавлиные мхи с завязанными глазами, по памяти, по птичьим голосам да по вздохам трясины… Ту же лихость, что его самого некогда пустила с горки на саночках.
– А пошли! – сказал он Эории.
Черта оказалась дорогой. Из тех, что в разных направлениях пересекали северный Нарлак и вели, попросту говоря, из ниоткуда в никуда. Такие дороги совершенно неожиданно начинались где-нибудь в непролазном лесу или у края болота, тянулись по прямой какая на одну версту, какая на десять или даже на сто, – и всё затем, чтобы столь же внезапно исчезнуть посреди чистого поля. Они не упирались в городские ворота и редко совпадали с теперешними торговыми большаками, и о том, кто их выстроил, скорее всего следовало расспрашивать погребённых под Огненными увалами.