– Госпожа, – окликнул он ее.
Алаха сидела на коврах, рассеянно разглядывая свое отражение в небольшом полированном зеркале.
При звуке шагов своего бывшего раба она лениво подняла голову.
– Что тебе? – спросила она высокомерно. – Разве тебя плохо развлекает эта красавица, Одиерна? Зачем ты тревожишь меня?
– Одиерна вовсе не развлекает меня, – ответил Салих, чувствуя, как в нем закипает раздражение. – Зачем ты представляешь все в таком свете, госпожа? Я ничего дурного не делаю!
– Мне-то что за дело! – Алаха пожала плечами и отвернулась. – Если ты вломился в мои покои только для того, чтобы сообщить это, то убирайся. Ты своего добился: я зла на тебя! Пошел вон, Салих!
– Госпожа, – повторил Салих уже настойчивее, – я пришел вовсе не для того, чтобы злить тебя. Послушай…
– Убирайся к Одиерне, – повторила она, отбрасывая зеркало на ковры. – Если эта девка плохо ублажает тебя, ты можешь ее высечь! Уверена – Старик, у которого мы украли невесту, так и поступает!
Салих уселся на пол у ног Алахи.
– Послушай меня, госпожа, – произнес он в третий раз. – Я здесь не для того, чтобы ты сердилась на меня или Одиерну. Прошу тебя, выйди во двор, к фонтану. Там ждут два человека. Познакомься с ними, потому что они будут жить в этом доме.
– Мне все равно, – сказала Алаха.
– Это моя мать и мой брат, – продолжал Салих. Ему было трудно говорить. Так же трудно, как идти против быстрого течения. – Столько лет я искал их и наконец нашел… Мою мать зовут Фадарат. Она будет вести здесь хозяйство… Думаю, она справится с этим куда лучше, чем я.
– А ты вообще ни с чем справиться не можешь! – огрызнулась Алаха. – Я не хочу ни с кем знакомиться. Уходи. – И, видя, что Салих медлит, прикрикнула: – Уходи, целуйся со своей Одиерной!
Салих молча повернулся и вышел вон.
Однако вскоре Алаха появилась возле фонтана. Не то из упрямства, не то из любопытства, но она прибежала даже раньше Одиерны. На ней было роскошное шелковое одеяние – одно из тех, что хранилось в сундуках в этом богатом доме и принадлежало кому-то из прежних обитателей. Длинное желтое платье с красным поясом, высокий головной убор, расшитый жемчугами, из-под которого на прямые плечи падали длинные тонкие косы иссиня-черного цвета, тяжелые браслеты, сомкнутые на тонких девичьих запястьях, смуглое, скуластое лицо, бесстрастное, высокомерное, – такой явилась Алаха перед матерью своего бывшего невольника.
Постояла в сторонке. Приблизилась величаво – уж это-то ей, дочери вождей, удалось хорошо, несмотря на то, что платье было великовато и подол волочился по траве. Обошла Фадарат и Мэзарро вокруг, словно коней, к которым приценивалась. Щелкнула языком.