Марсия же, в свою очередь, очень хотела познакомиться с ним поближе. Но Сойер явно не горел ответным желанием. Он вежливо, но твердо извинился и отошел в сторону.
До меня доходили слухи, что ребята из «Джек Хилл», случайно попавшие в список «Форчун-500»[23], не были заинтересованы в рекламе, причем настолько, что, продав бизнес, каждый из них на несколько лет уехал за границу.
Я вспомнила, как он говорил, что жил то там, то тут и жалел, что странствовал слишком долго. Я поняла, что он не возвращался, чтобы не оказаться в центре внимания, и тем временем пропустил последние годы жизни родителей.
Марсия продолжала распространяться о «Джек Хилл» еще добрых пять минут, после чего, наконец, удалилась. Сойера нигде не было видно. Я уже думала, что он предоставил мне самой о себе позаботиться, и собиралась попросить служащих галереи вызвать мне такси, когда обнаружила его сидящим снаружи на живописной грубо сколоченной скамейке.
– Я думала, ты ушел. – Возможно, это прозвучало резко.
Он раздраженно посмотрел на меня:
– С чего это вдруг ты на меня взъелась?
Верно, я ему нагрубила и, пожалуй, должна была извиниться за притворство, но я не могла себя заставить сделать это.
– Вовсе я не взъелась. – Опять резкость.
На самом деле, я толком даже не могла понять, что заставило меня повести себя так нелогично. Конечно, была Марсия с ее колкими комментариями. Но почему-то то обстоятельство, что мой голодающий художник оказался богачом, гораздо больше взволновало меня. Хотя я не могла сказать, почему это было так важно.
Он промычал что-то, видимо не слишком приятное, проводил меня к машине и в суровом молчании отвез обратно в Уиллоу-Крик.
Весь день было пасмурно, и Сойер поднял старый брезентовый верх машины прежде, чем мы выехали из Керрвилля. Когда мы приблизились к моему дому, начался мелкий дождь. Он еще не успел выключить зажигание, как я открыла дверь.
– Черт, Фреди. Посмотри на меня.
Я обернулась. Выражение его лица было столь же мрачным, как тучи на небе. От беспечного юмора не осталось и следа.
– Что с тобой происходит?
– Я же сказала – ничего.
– Перестань вести себя как ребенок.
Ребенок? Ну да, может быть, я и веду себя так, но кто он такой, чтобы тыкать меня носом?
Я вышла из машины. Если бы дверца была достаточно прочной, я бы ею хлопнула.
Пожалуй, я могла бы поспорить (вполне успешно) с тем, что вела себя неадекватно. Но это бы не помогло мне развязать запутанный узел разочарования, которое я чувствовала из-за... в общем... всего, и мне не удавалось прибегнуть к привычной холодной вежливости ради спасения собственной жизни.