Четверо полицейских стояли над лежащим на земле человеком. Это был Родни Кинг, чернокожий, бывший заключенный, а ныне преуспевающий торговец. Двое молотили его дубинками, третий бил ногой по ребрам, четвертый заряжал пистолет. Вокруг толпились еще полицейские. У многих из нас отвисла челюсть, и стало муторно на душе. Нас словно обманули, предали. Все сознавали, что полицейская практика меняется. Правда, мы еще не знали, меняется к лучшему или худшему. Не знали, что под треск политических дебатов улицы, как приливная волна, захлестнут смертоносные расовые волнения, а жизнь большого города будет на время парализована. И все это из-за происшествия в долине Сан-Фернандо.
Я думал об этом, сидя в приемной юридической фирмы, и понимал, что негодование не скоро оставит меня. Конечно, издевательство над Лоутоном Кроссом – это не избиение Родни Кинга. Оно не отбросит на десятилетия правила наведения общественного порядка, не станет потрясением для города. И все равно: это явление одного порядка. В обоих случаях – злоупотребление властью.
Стены приемной были обшиты панелями вишневого дерева и заставлены такими же книжными полками с рядами томов в кожаных переплетах. В просветах висели писаные маслом портреты учредителей и владельцев фирмы. Я приблизился к одному из них полюбоваться тонкой работой художника. На нем был изображен в полный рост мужчина с каштановыми волосами и пронзительным взглядом зеленых глаз, выделявшихся на загорелом лице. Золотая табличка на рамке из черного дерева сообщала: "Джеймс Форман". Выглядел он как и подобает состоятельному человеку.
– Мистер Босх, пожалуйста!
В дверях стояла дородная дама, которая провела меня в приемную. Мы шли по коридору, устланному пушистым зеленым ковром. Казалось, каждый мой шаг сопровождается произнесенным шепотом словом "деньги". Через полминуты мы были еще в одном кабинете. Из-за стола поднялась незнакомая мне женщина и протянула руку:
– Добрый день, мистер Босх. Меня зовут Роксанн. Я помощница мисс Лонгуайзер. Угодно прохладительного, кофе или что-нибудь еще?
– Благодарю, ничего не нужно.
Женщина жестом указала на дверь сбоку от ее стола. Я постучал и вошел. В руках у меня был позаимствованный у Барнетта портфель.
Джанис Лонгуайзер сидела за столом размером с гараж для двух машин. Над ней возвышался четырехметровый потолок. Такие же, как в приемной, панели и книжные полки вишневого дерева. Джанис – высокая, стройная – выглядела маленькой в этом огромном кабинете. Мы улыбнулись друг другу.
– В приемной окружного прокурора мне прохладительного или кофе не предлагали, – произнес я.