Понедельник, 23 февраля
12 часов 16 минут
Шон Берман был очень напуган своим пребыванием в больнице и неотвратимо надвигающейся операцией. Он совсем не разбирался в медицине, и хотя, конечно, хотел бы больше узнать о своей болезни и ее лечении, деликатно не стал надоедать своими вопросами врачу. Он вообще боялся всего, связанного с медициной и болезнями. В его воображении они сливались воедино, а вовсе не противостояли друг другу. Предстоящая операция угнетала его, он никак не мог приспособиться к мысли о ноже, которым кто-то рассечет его кожу. Его желудок при этом куда-то проваливался, и холодный пот выступал на лбу. Он старался не думать обо всем этом. На языке психиатров это называется вытеснением болезни. Он был совершенно счастлив до того дня, пока накануне своей запланированной операции не пришел ложиться в больницу.
– Мое имя Берман. Шон Берман, – он вспомнил свое поступление в больницу. То, что в сущности должно было быть чепухой, оказалось безнадежным блужданием по бюрократическому лабиринту.
– Берман? Вы уверены, что госпитализация вам назначена на сегодня? – многозначительно спросила чересчур накрашенная девушка-регистратор с ногтями, покрытыми черным лаком.
– Да, я уверен, – ответил Берман, изумленно поглядывая на ее черный маникюр.
Этот цвет навел его на мысль о том, что больница является в своем роде монополистом, так как при свободной конкуренции у руководителей фирмы хватило бы ума запретить своим служащим красить ногти в черный цвет.
– Сожалею, но я не нахожу вашей фамилии в списке. Вам придется посидеть и подождать, пока я не закончу с остальными больными. Затем я позвоню в приемное отделение, и мы быстро выясним этот вопрос.
Так начались его мытарства при поступлении. Он сел и стал ждать. Большая стрелка часов отмахала полный круг, прежде чем его все-таки приняли.
– Давайте ваше направление на рентген, – попросил его молодой и ужасно худой лаборант в рентгеновском отделении, где Берман прождал сорок минут.
– У меня нет направления на рентген, – ответил Берман, перебирая бумажки, которые вручила ему регистраторша.
– Но у вас должно быть. У всех поступающих больных есть.
– А у меня нет.
– Должно быть.
– А я говорю – нет.
Несмотря на возникающее естественное раздражение, издевательская процедура госпитализации имела один несомненно положительный эффект. Она полностью заняла мозги Бермана, так что он и думать забыл об операции. Но в палате, через полуоткрытую дверь которой временами доносились чьи-то стоны, ему вновь пришлось поискать в себе запас душевных сил, чтоб противостоять мысли о неумолимо надвигающейся операции. Еще труднее было не впечатлиться видом забинтованных людей с трубками, таинственным образом выходящими из тела в местах, не имеющих естественных отверстий. Здесь, в атмосфере больницы, вытеснение болезни уже не было эффективной тактикой психологической защиты.