И Берман избрал другую тактику, переключившись на то, что психиатры называют формированием реакции или сублимацией. Это заставило его думать о своей операции, манипулируя знакомыми понятиями.
– Я диетолог и хотела бы обсудить с вами ваше меню, – толстая женщина вошла в палату после короткого стука. – Вам будут делать операцию, если я не ошибаюсь?
– Операцию? – Берман улыбнулся. – А-а, мне их делают каждый год. Это мое хобби.
И диетологу, и лаборанту, всем, кто говорил с ним в этот день, пришлось выслушивать свежепридуманную байку об его операции.
Этот метод психологической адаптации срабатывал весьма успешно до утра операционного дня. Берман проснулся в 6.30 от звука тележки, прогрохотавшей по коридору. Он попытался снова уснуть, но не смог, читать тоже оказалось невозможно. Время невыносимо тянулось, приближаясь к одиннадцати утра, на этот час была назначена операция. В пустом животе бурчало.
– Мистер Берман, операция ненадолго откладывается.
– Откладывается? На сколько? – Берман старался не сорваться. Эта медленная пытка ожиданием сводила его с ума.
– Трудно сказать. Тридцать минут, час, – медсестра пожала плечами.
– Но почему? Я умираю от голода.
На самом деле есть ему не хотелось, просто нервы были натянуты до предела.
– Распоряжение хирурга. Я вернусь попозже, чтоб сделать вам предоперационную подготовку. Пока отдыхайте, – и медсестра вышла.
Берман остался сидеть с открытым ртом, полным незаданных вопросов. Отдыхать! Дурацкая мысль. Вплоть до появления Сьюзен в это утро, Берман пребывал в страшном напряжении; покрытый холодным потом, провожая тоскливым взглядом каждую минуту на часах, отделяющую его от операции, и одновременно желая, чтоб все это быстрее кончилось. Несколько раз он чувствовал, что просто изнемогает, и подумал о том, насколько его страхи соответствуют тяжести предстоящей операции. В глубине души он не верил, что операция будет серьезной. Он боялся, что будет испытывать боль, что его нога не будет работать лучше, как с гарантией в девяносто восемь процентов пообещал ему лечащий врач, беспокоился, что ему придется несколько недель ходить с гипсом. Процедура обезболивания его не пугала, наоборот, скорее он опасался, что им не удастся его усыпить. Он сам не захотел делать операцию под местной анестезией, он не хотел еще и заморозки.
Мысли о возможных осложнениях и даже смерти его не посещали. Он был слишком молод и здоров для этого. Если бы не так, он бы дважды подумал, стоит ли оперироваться. Это был один из недостатков Бермана – не видеть леса за деревьями. Однажды он спроектировал здание. Получился потрясающий проект, который был, однако, отвергнут местным муниципалитетом из-за того, что здание совершенно не вписывалось в окружение. К счастью, Берман не знал о Нэнси Гринли, неподвижно лежащей в БИТе.