Застекленной кабины, торчащей на палубе новомодного траулера в виде какого-то швейцарского шале, здесь не было и в помине.
Штурвал, как и полагается, находился в кормовой части, открытый ненастью и высокой волне.
Я сделал это отступление, чтобы вы поняли ситуацию: нам пришлось участвовать в драме, а не наблюдать за ее ходом из стеклянной будки. Без такой оговорки люди, знакомые с топографией парусного судна, удивились бы моей дотошности.
Лунный свет не пробивался сквозь плотную завесу облаков: иногда лишь, озаряя линию бурунов, рассеянно фосфоресцировали гребни волн.
Было часов десять — экипаж, надо думать, только-только угомонился. Измотанный зубной болью Джолкс чертыхался и глухо стонал.
В мерцании нактоуза белела его скорбная физиономия, подпертая ладонью.
Вдруг я заметил, что болезненная гримаса сменилась удивлением, затем откровенным страхом: рот широко открылся, трубка выпала. Я не выдержал и расхохотался.
Вместо ответа он показал на сигнальный фонарь правого борта.
И моя трубка моментально присоединилась к трубке Джолкса.
Чуть пониже подвешенного к вантам сигнального фонаря заблестели мокрые, судорожно сжатые пальцы.
Потом пальцы разжались и кто-то прыгнул на палубу. Джолкс отшатнулся — свет нактоуза тотчас вырвал из мрака неописуемо странную фигуру. Это был долговязый тип, смахивающий на пастора. Вода лилась ручьями с его черного, наглухо застегнутого сюртука. Его глаза горели адской ненавистью.
Джолкс потянулся за ножом, но не успел вытащить. Чертов пастор кинулся на него и сшиб с ног. В тот же момент лампа нактоуза разлетелась на куски. Секундой позже отчаянно завопил юнга, дежуривший у койки выловленного нами бедняги:
— Его режут! Убивают! Помогите!
После того как мне пришлось вмешаться в серьезную матросскую потасовку, я не расставался с оружием, особенно по ночам. Это был револьвер крупного калибра, заряженный бронебойными пулями.
Донеслись отдельные голоса, потом сбивчивый говор.
Внезапный ветер хорошенько хлестнул паруса и разорвал облака: тонкий лунный луч повис на реях и скользнул на палубу.
Шум усилился: фальцет юнги, капитанский бас, крики, ругань… И здесь мой слух распознал необычное: справа от меня кто-то проскочил бесшумно и вкрадчиво — в следующий момент я увидел, как ночной визитер схватился за ванты и прыгнул в море. И когда его голова показалась на гребне волны, я хладнокровно прицелился и выстрелил.
Он закричал, нет, скорее, дико, протяжно взвыл.
Тело прибило к самому борту.
Подошел Джолкс. Он держался на ногах не очень твердо, но вполне крепко сжимал в руке лодочный крюк. Тело покачивалось неестественно легко и билось о борт. Крюк зацепил одежду. Джолкс напряг мышцы, но, к его удивлению, груз прямо-таки взлетел и шлепнулся на палубу.