— Дискурс - это мерцающая игра бессодержательных смыслов, которые получаются из гламура при его долгом томлении на огне черной зависти, - сказал левый динамик.
— А гламур, - сказал правый, - это переливающаяся игра беспредметных образов, которые получаются из дискурса при его выпаривании на огне сексуального возбуждения.
— Гламур и дискурс соотносятся как инь и ян, - сказал левый.
— Дискурс обрамляет гламур и служит для него чем-то вроде изысканного футляра, - пояснил правый.
— А гламур вдыхает в дискурс жизненную силу и не дает ему усохнуть, - добавил левый.
— Думай об этом так, - сказал правый, - гламур - это дискурс тела…
— А дискурс, - отозвался левый, - это гламур духа.
— На стыке этих понятий возникает вся современная культура, - сказал правый. -…которая является диалектическим единством гламурного дискурсА и дискурсивного гламурА, - закончил левый. /при наборе - "дискурсА" - заменить на "дискурса" с ударением на последнем "а". Так же и с "гламурА"/ Бальдр с Иеговой произносили "гламурА" и "дискурсА" с ударением на последнем "а", как старые волки-эксплуатационники, которые говорят, например, "мазутА" вместо "мазута". Это сразу вызывало доверие к их знаниям и уважение к их опыту. Впрочем, несмотря на доверие и уважение, я вскоре уснул.
Меня не стали будить. Во сне, как мне объяснили потом, материал усваивается в четыре раза быстрее, потому что блокируются побочные ментальные процессы. Когда я проснулся, прошло несколько часов. Иегова и Бальдр выглядели усталыми, но довольными. Я совершенно не помнил, что происходило все это время.
Последующие уроки, однако, были совсем другими.
Мы почти не говорили - только изредка учителя диктовали мне то, что следовало записать. В начале каждого занятия они выкладывали на стол одинаковые пластмассовые рейки, по виду напоминающие оборудование из лаборатории для тестирования ДНК. В рейках стояли короткие пробирки с резиновыми пробками. В каждой пробирке было чуть-чуть прозрачной жидкости, а на длинную черную пробку была налеплена бумажка с надписью или номером.
Это были препараты.
Технология моего обучения была простой. Я ронял в рот две-три капли жидкости из каждой пробирки и запивал их прозрачной горьковатой жидкостью, которая называлась "закрепителем". В результате в моей памяти вспыхивали целые массивы неизвестных мне прежде сведений - словно осмысленное северное сияние или огни информационного салюта. Это походило на мою первую дегустацию; разница была в том, что знания оставались в памяти и после того, как действие препарата проходило. Это происходило благодаря закрепителю - сложному веществу, влиявшему на химию мозга. При длительном приеме он вредил здоровью, поэтому обучение должно было быть максимально коротким.