В отдушину под потолком постепенно вползал рассвет. За дверью сарая вроде бы послышались шаги, затем в отдалении раздались невнятные голоса, слов он не разобрал. Но отпереть замок никто не спешил. Светлов ускорил свои попытки. И веревка (вожжа?) поддалась им!
Но связывали его люди предусмотрительные — на каждом витке пут был затянут отдельный узел. Александр лихорадочно воевал со вторым витком, с недоумением прислушиваясь к странному звуку, доносившемуся снаружи: Тук! Тук! Тук!
Что-то железное регулярно и равномерно ударялось о дерево.
Мелькнула паническая мысль: гроб! Они сколачивают ему гроб!
Ерунда, конечно, — мертвецам, утопленным в озере или зарытым в лесу, ни к чему деревянные костюмы, но Светлов не мог отделаться от дурацкого предположения…
Со вторым витком ему повезло — старые вожжи оказались в том месте не то надорваны, не то изрядно протерты — и поддались усилиям гораздо быстрее. Да и Александр несколько приноровился к нудной работе.
Осталось два витка. Всего два… Целых два… Он должен успеть… Должен! Обязан! Потом еще несколько секунд — размять кисти, восстановить кровообращение. И достойно встретить вошедших. Никакого дон-кихотства, никаких обездвиживающих ударов — первому же лезвием по горлу, инструкторы недаром говорили: всегда старайся пустить кровь: она, даже из пустячной раны, деморализует, — как самого пострадавшего, так и его соратников…
Сталь нагрелась от непрерывных быстрых движений, запястья припекало, но Светлов не обращал внимания — потому что разошелся третий виток, и он понял: всё у него получится!
Стук железа по дереву прекратился неожиданно. И почти сразу лязгнул замок. Светлов застонал от несправедливости, неправильности происходящего… Стон прозвучал тихий, жалобный, похожий на скулеж побитой собаки.
Первым вошел старый знакомый — депутат в щегольских кирзачах. И сразу сообразил, чем тут занимается пленник.
— Во гни-и-и-ида! — воскликнул бородач с ненаигранным возмущением — словно Светлов и впрямь ответил самой черной неблагодарностью на искреннее гостеприимство хозяев. И Сергей Егорыч тотчас же пустил в ход свой печально знаменитый сапог.
Пинок! Второй! — лопата отлетела в одну сторону, Александр откатился в другую. Занемевшее тело почти не почувствовало боли, гораздо сильнее оказалась обида: совсем чуть-чуть ведь не успел, совсем чуть-чуть…
Парень, вошедший вторым, тратить время на возмущение не стал — походя пнув Светлова по ребрам, присел рядом и быстро восстановил целостность пут, воспользовавшись длинным, до сих пор не задействованным концом вожжей.