– Помогу, разумеется.
Тогда Хирата объявил:
– Все, у кого пропали дети и кто обвиняет в этом Черный Лотос, встаньте в новую очередь.
Толпа разделилась на две почти равные части. Хирата припомнил историю, которую Сано рассказал ему утром, – историю о монахе, обвинившем Черный Лотос в захвате и заточении людей. Он решил, что Сано будет интересно узнать, какое развитие она получила.
Следующие несколько часов Хирата и Утида опрашивали пришедших. Многие заявляли об исчезнувших родственниках, не имеющих вообще ничего общего с жертвами, – просто затем, чтобы подать жалобу на секту Черного Лотоса.
– Почему же в таком случае полиция не занялась этим раньше? – спросил Хирата Утиду.
– Может, они не знали о сложившемся положении, – ответил секретарь. – Я и то слышу об этом впервые, а ведь думал, что в городе от меня ничего не скроется.
Расспрашивая горожан, Хирата выяснил, что большая их часть докладывала об исчезновениях патрульным досинам, не приходя в полицейское управление. Возможно, высшие чины еще не читали отчетов и не смогли оценить масштаба проблемы или увидеть связь между происшествиями. Сам же Хирата, зная о процветании мздоимства в полицейской среде, заподозрил простую утайку сведений.
К обеду Утида составил список из сорока пропавших мальчиков. Что касалось молодых женщин, заявлений было не счесть. Однако никто так и не опознал найденный на теле жертвы нефритовый амулет. Очереди, казалось, не будет конца – едва люди выходили наружу, как со двора подтягивались новые. Тяжело вздохнув, Хирата поприветствовал следующего горожанина. Это был плотник лет тридцати с небольшим. Ящик с инструментом он принес с собой. Глаза и углы рта мужчины были опущены, придавая лицу скорбное выражение, в стриженых волосах кое-где застряли стружки. Едва взглянув на амулет, он заплакал.
– Его носила моя жена. Он достался ей от деда – резчика по нефриту. – Плотник вытер глаза заскорузлой ладонью. – Тиэ обычно держала его на шнурке, повязанном вокруг талии, говорила – на удачу...
Хирата обрадовался бы, если бы не сострадание к мужу женщины.
– Примите мои соболезнования, – сказал он, сходя с помоста. – Прошу вас, пройдемте со мной.
Оставляя недовольную толпу, он провел плотника в маленький незанятый кабинет об одном зарешеченном окошке с видом на конюшню. Там Хирата предложил плотнику сесть, подал чаю и мягко попросил:
– Расскажите о своей жене.
Плотник сжал чашку в ладонях и осушил ее залпом, словно черпая силы из горячей жидкости. Затем он заговорил с тоской, весь во власти воспоминаний:
– Мы с Тиэ были женаты двенадцать лет. У нас росли два сына. Мое ремесло приносило хороший доход. От матери Тиэ переняла искусство врачевания и зарабатывала, ухаживая за больными соседями. Мы были очень счастливы вместе. Перемена произошла четыре года назад. – Его лицо исказил гнев. Хирата подлил еще чаю, и плотник, выпив, продолжил: – К нам на улицу пришли монахини из Черного Лотоса. Они сказали, что их первосвященник может указать нам путь к просветлению, и пригласили нас к себе в храм. Я в тот день был очень занят, а Тиэ пошла. Когда вернулась, ее будто подменили. Потом она и вовсе зачастила туда. Дома же только и делала, что часами твердила сутры. Тиэ запустила хозяйство, забыла о детях, не давала к себе притронуться. Я умолял ее объяснить, почему она так себя ведет, но не услышал ни слова. В конце концов я обругал ее, повелел исполнять долг жены и матери, запретил выходить из дому. Но однажды ночью она сбежала, забрав все наши деньги. Я знал, что она отправилась в храм Черного Лотоса. – Плотник печально объяснил: – В других семьях такое уже случалось, видите ли. Наложит их первосвященник какое-то заклятие, и люди забывают обо всем ради него. Так он похищает их души и собственность.