Потом явился Ананий. Мягкой, неслышной поступью вошел он в горницу, перекрестил
стоявшую у порога Серафиму, Лещинского, неторопливо приблизился к кровати.
Много слышал. Много...сказал он, остро, с любопытством разглядывая
приподнявшегося Павла.Еще в Санкт-Петербурге от самого господина Строганова,
покровителя... Рад узнать вас, сударь мой.
Он расправил рясу, сел на кровать, заговорил о столичных знакомых, у которых бывал
и крестник правителя, о переезде сюда, посочувствовал скитаниям Павла и ни слова не
обронил ни о делах колонии, миссии, ни о Баранове. Да и говорил он не как с больным и
совсем не как священнослужитель. Лишь уходя, добродушно благословил юношу пухлыми
рыжими пальцами.
Отважных хранит господь...сказал он, подвязывая цепочку креста.Форту хозяин
нужен.
За все время, проведенное Ананием у его постели, Павел только удивленно глядел на
архимандрита. Впервые встречал он образованного, начитанного российского монаха,
посещавшего просвещеннейших людей столицы. От слабости и жара кружилась голова, но
юноша чувствовал, что он не бредит, что, кроме лесов и ущелий, пиратов и индейцев,
несбывшихся мечтаний, есть города и люди, книги, широкие, большие мысли...
Баранова не было. Далеко, в глубину гор ушла Наташа. Крепость и поселение казались
случайными. Империи здесь не существовало...
Растревоженный, он опять потерял сознание, и Серафима больше не отходила от его
кровати. Женщина не сомкнула глаз ни на одну минуту, сидела не шевелясь. Лишь изредка
вставала, чтобы переменить полотенце на горячем лбу больного или поправить трещавший
фитиль лампады.
Гремел за стенами шторм, стучали струи дождя. Как всегда, плюхало и билось о камни
неспокойное море, выли у палисада сторожевые псы. Медленно и тревожно тянулась ночь...
Штормовые ветры продолжались до середины лета. Потом неожиданно наступила тихая
погода, и в первый же день странное явление, еще не виданное в этих местах, поразило
жителей Ново-Архангельска. Весь берег от пролива Хуцноу до крайних, чуть заметных на
горизонте скал казался залитым кровью. Множество крабов, выкинутых бурей и подземными
толчками, сбивалось в кучи, гибло на воздухе, окрашивая песок и камни своим предсмертным
цветом.
Землетрясение на материке не ощущалось, прошло по дну океана, вдоль северной
гряды островов. Вулканы св. Ильи, Доброй Погоды, Эчком много лет уже не действовали,
плотная лава, серая пемза покрылись саженною корою льда. Следы прежних извержений
виднелись повсюду, но кратеры гор потухли давно и, как видно, навсегда.
Среди мертвых крабов встречалась крупная и мелкая рыба, водоросли, чудища морских
глубин. С корзинами, ведрами из корья и кожи, просто с ременными низками колонисты
бросились собирать нежданный дар. Рыба в засольных ямах кончилась еще к началу лета,
население форта опять перебивалось ракушками, прошлогодней ягодой, собираемой по
болотистым низинам. Все, что удавалось поймать алеутам, всю охотничью добычу Павел
отдавал артелям зверобоев, по-прежнему каждое утро посылаемым на промысел. Возле второго
Северного пролива обнаружили богатое лежбище бобров.