Действительно, старый разбойник сидел возле небольшого базальтового утеса и
притворялся дремлющим. При появлении Лещинского обрюзгший, с длинной льняной
бородой на темно-красном лице морской и сухопутный хищник еле поднял отекшие веки.
Меня нельзя заставлять ждать,сказал он негромко и как будто спокойно. Но
Лещинский побледнел.
Мутные зрачки корсара стали расплывчатыми, и на Лещинского глядели теперь мертвые,
ничего не выражающие глаза. Такими он видел их перед убийством судового кока во время
перехода на шхуне 0Кейля. Повар оказался английским лазутчиком и должен был выдать
корсара военному кораблю.
Когда? почти равнодушно спросил Робертс.
В тезоименитство царицы... Через два воскресенья...ответил Лещинский тихо,
сдерживая все возраставшие ненависть и страх.
Голова пирата была оценена не в одну тысячу пиастров. Последнего шерифа, посланного
за ним вдогонку, он повесил на мачте и так вошел в гавань Нового Йорка, днем, на виду у
всех. Даже военные корабли остерегались его брига.
Теперь, когда заговор подходил к концу, Лещинский не хотел принимать подачки. Не
на Алеутской гряде, здесь он должен быть хозяином. Американские колонии стали
самостоятельным государством. Он был бы их Вашингтоном, но не повторил бы такого
нелепого завершения. Завоевать и отказаться от власти для этого не стоило воевать. О,
если бы он мог убить!
Лещинский стоял перед Робертсом терпеливый, покорный... Лишь по легкой дрожи
опущенных рук можно было догадаться о его внутреннем напряжении. Кругом никого нет.
Камни и лес, бездонные пропасти Скалистых гор... Другого такого случая не представится
никогда...
Даниэль Робертс продолжал глядеть на собеседника, затем вдруг надвинул шапку,
подошел к углублению, чтобы взять ружье. В эту минуту он был у самого края обрыва. Резко
выделялась на темном фоне утеса узкая светлая борода...
Лещинский вздрогнул, подался вперед, быстро выхватил пистолет... Но выстрела не
последовало. Футах в сорока от площадки, где происходило свидание, на гребне скалы
виднелась высокая, сутулая фигура Кулика, безмолвно наблюдавшего за происходящим
внизу.
Лещинский опустил руку. Растерянно, с каким-то суеверным трепетом смотрел на
неподвижного траппера. Затем медленно и устало вытер лоб. Еще одно мгновение и было
бы поздно.
Робертс, казалось, ничего не заметил. Закутавшись в плащ, он проверил замок своей
винтовки, отряхнул бороду и, небрежно кивнув, направился к спуску на озеро. Он ничего
не сказал, но Лещинский знал, что от корсара ему уже не избавиться никогда.
...Поздней ночью выходивший до ветру Лука слышал выстрелы из комнаты Лещинского.
Придерживая широкие исподники, промышленный насчитал четыре, вздохнул, плюнул и
вернулся спать. В Большом доме привыкли к таким выходкам бывшего помощника.