Лещинский понемногу окреп, негромко кашлянул, но Баранов уже очнулся, спокойно,
как всегда, поглядел из-под нависшего лба на своего спутника. Только над переносицей,
словно трещина, залегла глубокая складка.
Веди на шхуну,заявил он коротко.
Лука Путаница нашел баклажку с ромом. Прошлый раз корабельный мастер забыл
прикрыть ее стружками, и слонявшийся по верфи промышленный набрел на похоронку.
Лука принюхался, постоял и, строго вздохнув, сунул посудину под балахон. Затем ушел в
скалы. Сперва он хотел только немного отпить, а баклажку поставить обратно вечером
идти в караул, но, хлебнув кружки две, передумал. Ром он спрячет в лесу, в тайном месте,
и каждый день будет наведываться. Потом Лука взгрустнул, выцедил еще с полкружки,
обсосал закапанный клок бороды, сел на гнилую лесину. Все люди как люди, все гулящие,
вольные. А он с бабой сюда приперся. И добро бы по своей охоте. Баба потащила казака
добывать фортуну...
Лука плюнул, снова приложился к баклажке, хмыкнул, вспомнив, как громаднющая
Серафима, при нападении индейцев на стан, схватила двоих тлинкитов и стукнула их лбами
так, что оба упали в беспамятстве... Потом умилился. Костлявая, широкогрудая, в мужском
кафтане, с подобранным сарафаном выше волосатых ляжек, она тащила его на спине через
болото, отстреливаясь из пистолетов. Только выбравшись на безопасное место, заголила
бедро и вырвала медный многозубый наконечник с обломком стрелы... Била, когда напивался.
Зато во время его никчемных ласк лежала тихая, покорная, а после, отвернувшись, угрюмо
вздрагивала.
Лука опьянел, начал петь. Он брел между корней, проваливался в трухлявую гниль,
садился на подмерзший, присыпанный снегом, хрустевший мох. Сперва пел негромко,
озираясь и прикрывая ладонью рот, потом осмелел. Но петь надоело. Несколько раз пробовал
спрятать опустевшую наполовину баклажку. Однако сразу же доставал и, кому-то грозясь
пальцем, шел дальше.
Скоро он выбрался на опушку, запутался в каменистых нагромождениях. Сквозь
расщелины утесов виднелось неспокойное море, шелестел прошлогодней травой ветер,
сдувал снежную пыль, но под скалами было затишно, тепло. Лука уселся на камнях, потянулся
к баклажке; не найдя ее, выругался, хотел встать. Потом громко запел и уснул.
Проснулся он поздно. Тускнел на вершинах снег, вдоль горизонта протянулась зеленая
полоса, гуще, темнее казался лес. Стало холодно, одубела залитая ромом, свалявшаяся
бороденка.
Лука икнул, поскреб щеку. Запах спиртного прояснил память. При виде незнакомых
мест промышленный забеспокоился, хотел подняться, но в следующую минуту снизу,
сквозь плеск прибоя, донесся стук весел о деревянные борта лодки, голоса. Затем в просвете
между скалами он увидел небольшой корабль с зарифленными парусами, несколько
индейских байдар.