– А окромя того, - возвысил голос Симон, вспомнив, как хитро надул его Константин с жалованной грамотой, - ни один из вас, прочим пагубный пример подавая, обманывать священнослужителя и в мыслях не осмелится. Князь же сей и обманывал, и, - тут у него в памяти всплыли саркастичные строки грамотки, - еще и изгалялся всяко. К тому же он, помимо язычников, и еретикам потакает. Люд крамольный, который я от греха и соблазна прочих по кельям рассадил, дабы они, в уединении находясь, сами грехи свои осознали, на улицу повыгонял безжалостно. Некие выходить не хотели, молили слезно оставить, так его вои силком их выносили!
– Ну, это он уж и впрямь того, - буркнул Владимир Рюрикович.
– А не врет ли епископ? - усомнился в словах Симона Мстислав Романович. - Уж больно много грехов на рязанца навалил.
Владыка же, будто услышав это, немедленно пояснил:
– Помстилось мне, может, напрасно я так на него на пустился. Но потом вспомнил то, с чего он начал. Все, кто тут сидят, и сами, поди, не раз слыхали, какое черное дело под Исадами сотворилось. Всяко разно о том говорили, в том числе и о Константине. Известно, о любом наговорить что угодно можно, и пересудам этим черным я веры не давал. Однако я долго молился, всевышнего вопрошая, после чего пригляделся к челу князя сего, и страшно мне стало, ибо господь наш в своем нескончаемом милосердии откровение мне послал великое и самый край тайной завесы предо мной, недостойным, открыл.
В гриднице воцарилась тишина. Была она до того пронзительная, что слышалось, как жужжит шальная муха, бестолково мечущаяся вдоль оконного стекла в тщетных попытках выбраться наружу. Симон в точности выдержал театральную паузу в своей речи - чуть больше или меньше и эффект был бы совсем не тот - и произнес громогласно:
– Каинову печать на челе князя Константина я узрел, братья мои во Христе.
Тишина звонко лопнула, разродившись шумным взволнованным говором князей. Голоса были разные, от негодующих, искренне возмущающихся до осторожно недоверчивых, скептических.
– И каждый отныне узреть ее может, - перекрикивая всех, внес существенное дополнение епископ. - Поведал мне глас с небес, что переполнилась чаша терпения господнего и отныне округлый край печати этой каждому истинно православному человеку будет явственно виден, а тому, кто полностью безгрешен, ее все держитель и вовсе всю целиком покажет.
Это уже было доказательство. Одно дело, когда некую печать видит лишь епископ - а «видит» ли, а не померещилось ли, не ошибся ли часом, - и совсем другое, когда предлагают проверить тебе самому. Не веришь, так пойди да полюбуйся, коли не страшно.