— Если вашему императорскому высочеству будет угодно, я могу подсказать выход из создавшегося положения, — ровным голосом проговорил Лопухин, сразу заметив, как заинтересовался великий князь. — Завтра у меня встреча с полковником Розеном. Вопрос чести. Мешать нам бесполезно, дуэль все равно состоится раньше или позже. Полковник — превосходный стрелок. Думаю, если я буду убит, он отделается легким наказанием, ведь так? Что-нибудь вроде выговора по службе и церковного покаяния? И превосходно. Я тоже ходатайствую о смягчении наказания. А главное, все вопросы будут решены однозначно и бесповоротно. Честь имею!
Резко повернувшись, он вышел.
К черту! К дьяволу! Плевать на поведение, граничащее с оскорблением члена императорской фамилии. Будь что будет. Теперь он чувствовал себя незащищенным, будто рачок-отшельник без своего домика, и вовсе не думал сокрушаться по этому поводу. Наоборот, стало очень легко. Удобный всем выход найден и подсказан, остальное зависит только от великого князя. Надо быть очень дремучим человеком, чтобы не знать, что Дмитрий Константинович раз в сто умнее и талантливее Михаила Константиновича. Но унаследовал ли он порядочность государя, своего отца?
Если да, то завтрашняя дуэль скорее всего окончится ничем. Если нет, тогда и жить незачем. Племянники и кузены только обрадуются. А великая княжна… всплакнет и, надо надеяться, со временем забудет графа Лопухина.
— Я могу уделить вам только десять минут времени.
Морской министр Лазарь Спиридович Грейгорович не счел нужным подняться из-за заваленного бумагами громадного стола навстречу посетителю. Он лишь боднул воздух широким лбом и качнул обширной раздвоенной бородой, обозначая приветствие. Тот факт, что посетитель служил в Третьем отделении, не имел для адмирала никакого значения. Служишь? Вот и служи. Кто ты там? Статский советник? Служи, статский. Дослужишься до канцлера — тогда так уж и быть, я перед тобою встану. А пока ты никто. Молокосос. Да еще в гражданском чине. Бацилла мелкая.
— Я просил о беседе без свидетелей. — Лопухин покосился на секретаря.
— Ах, вы просили! — Голос прославленного адмирала был густ и могуч. Таким зычным басом он командовал во время артиллерийской дуэли с неприятельской эскадрой, и комендоры его слышали. Тем резче в его голосе звучал сарказм. — Скажите, пожалуйста! Вы просили! А что, Пахомов, может, уважим? Иди погуляй. Тут сам господин Не-Помню-Как-Вас-Там просить изволит. Не приказывает, заметь, просит. Видать, деликатный человек. Ступай, Пахомов, ступай…
Судя по тому, как глубоко секретарь втянул голову в плечи и как проворно он исчез за дверью, такие шуточки министра были ему не внове. Сейчас должен был грянуть шторм в двенадцать баллов. Или ударить главный калибр.