— А то нет? Глянь хоть на компас, хоть на солнце — куда он нас ведет? В пустоту океанскую? Ненормальный и есть, тут и к лекарю не ходи — и так видно.
— Может, ему лучше видно, а не тебе, неученому? Где бы мы без него были? Забыл, как на Груманте он нас на пиратов вел? По-твоему, того ради, чтобы утопить?
— А то нет? С него станется! Граф, мать его! Сиятельство! Да еще служит в Третьем отделении. Ты не знал?
— Нет.
— Ну так знай, башка твоя стоеросова!
В кучке матросов, придвинувшихся послушать интересный разговор, больше никто не стал перечить рассудительному сигнальщику.
— Матросы шепчутся, — доложил графу Кривцов на следующий день.
— О чем? — Лопухин сделал вид, что ничего не знает о настроениях в команде.
— Полагаю, о нашем курсе. Жду неприятностей. Да вы бы, Николай Николеевич, хоть иллюминатор открыли! Топор можно вешать. Клопов, что ли, травите?
— Мышей, — улыбнулся Лопухин.
— От такого фимиама и крысы сдохнут. Себя бы пожалели. Давно ли от болезни оправились?
— Не беспокойтесь, не умру. Нет у меня такой привычки. Каким курсом идем?
— Двести шестьдесят. Ветер зюйд-ост, три балла и слабеет. Не развести ли пары?
— Ни в коем случае. Топливо приказываю беречь. Каков ход?
— Шесть с половиной узлов.
— Хорошо. Благодарю за предупреждение.
Предсказанные неприятности не замедлили явиться вместе с Аверьяновым. Боцман пришел один и был настолько вежлив, что даже постучал в дверь каюты Лопухина. Тон его, однако, был далек от почтительного, а рот кривила всегдашняя жесткая усмешка.
— Братва интересуется: куда это мы с такой прытью чешем на вест?
— В Иокогаму, а оттуда во Владивосток, — сухо ответил граф, понимая, что дальше темнить не стоит.
Эффект вышел разительный — глаза боцмана округлились, челюсть слегка отвисла, а куда подевалась усмешка — трудно сказать.
— Почему? — только и сумел выдавить из себя Аверьянов.
— По целому ряду причин, останавливаться на которых я не считаю нужным. Вернитесь к своим обязанностям, боцман.
Аверьянов исчез, но ненадолго. Не прошло и часа, как он явился вновь, сопровождаемый несколькими дюжими матросами. Постучать на сей раз он не удосужился.
— Чему обязан? — вопросил граф, прекрасно понимая, чему.
— Братва желает объяснений, — тяжело дыша, заявил боцман.
— Позвольте осведомиться, — прищурился Лопухин, — кого вы называете братвой? Всю команду?
— Да!
— Так бы и говорили. Где будем объясняться? Здесь? На палубе?
— Команда просит вас спуститься в кубрик.
— Раз просит, значит, сейчас буду. Ступайте.
То, что раздраженные матросы послушались, вселяло некоторую надежду: не все еще потеряно. Главное — удержать их от необратимых поступков…