— Не ходите, барин, — подал голос Еропка. — Ей-ей, убьют вас там. Или измордуют так, что родная мать не узнает, а сделают все равно по-своему. Не видите разве, какой народ? Отчаянные. Натерпелись в рабах-то. Да еще мраксисты у них заводилами! Этим что ни скажи, все против шерсти…
— Зато бравые ребята, — поддел Лопухин.
— Бравые-то они бравые, а только лучше бы не с ними со всеми разговоры разговаривать, а с выборными от них. Да не в кубрике, а в кают-компании. Да имея при себе револьвер, а лучше два!
— Если дойдет до пальбы, то и десять не помогут.
— Во-от! — обрадовался слуга. — Очень возможное дело. А с револьвером все ж не в пример спокойнее.
— Туда, где не помогут десять револьверов, не стоит брать и одного.
Еропка зашевелил бровями — пытался вникнуть в силлогизм.
— Тогда, барин, вы как знаете, а я иду с вами, — заявил он, то ли вникнув, то ли нет, но поняв главное: перечить бесполезно.
— Ступай лучше спать. Вижу, хочешь.
Слуга засопел — решал: пропустить совет барина мимо ушей или притвориться обиженным?
— Ну-ну, — примирительно сказал Лопухин. — Я пошутил. Только уговор: сидеть тихо и первым ни во что не лезть. Договорились?
— Но, барин, как же…
— Тогда не уговор, а приказ. Повтори.
Кубрик встретил их темнотой и духотой. Чадящие светильники готовы были задохнуться от нехватки свежего воздуха. И неудивительно: в орлопдек набилась вся команда, включая сюда и бросивших свои места вахтенных. Сорвавший голос Кривцов плюнул, убежал в рубку. Основные паруса были убраны, баркентина едва двигалась под одним бом-кливером.
Лопухин скользнул взглядом по угрюмым лицам. Он кожей чувствовал напряжение. Эти люди прошли через такое, что по всем законам, божеским и человеческим, спрос с них невелик. Один удар разводным ключом в затылок — и нет больше статского советника Лопухина. И все же надо уговорить их совершить еще одно усилие…
Необходимо. Иначе — никак.
Приказал Нилу остаться наверху. Тот начал было спорить да канючить — пришлось цыкнуть на юнгу. Внизу мальчишка ничем не поможет, и хуже всего, если кинется защищать барина, — убьют ведь и его сгоряча.
Страх если и был, то остался наверху и был сдут в море ветром. В кубрик Лопухин спустился с видом, вселяющим надежду в робкие души. Ни тени сомнения. Под маской спокойствия — могучая, излучающая уверенность воля. Тоже маска, конечно. Одна из многих. Но — учил генерал Липпельт — к агенту Третьего отделения маска должна прирастать намертво, чтобы ничем извне не оторвать…
— Все знаю, — громко сказал Лопухин, обращаясь ко всем сразу. — Думаете — поманил и обманул, не так ли? Обещал месть, а вышло снова лямку тянуть? Верно говорю?.. Не слышу!