За воротами храма мы отпираем свои велосипеды. Я проверяю сумки. Меня не убеждает заявление Маса, что никто не посмеет воровать под неусыпным взором божественных стражей, изображенных по обе стороны ворот. Демонический ящик лежит там, где я его оставил, нетронутый и в полной сохранности. Он цел. Ну, разумеется, как же иначе… Однако почему свидетель жениха на свадьбе каждые двадцать минут хватается за карман, проверяя, на месте ли кольца?
Городок вокруг монастыря Рёзен-дзы охвачен повседневной суетой. Узенькие улочки увешаны неоновыми вывесками и рваными пластиковыми транспарантами с рекламой европейской бытовой электроники, запружены грузовиками и пикапами. Часть работает на углеводороде, а часть на мускульной силе. Нарядные рыночные лотки и киоски уличных торговцев забиты длинными, яркими овощами. Выращенные на нечистотах и искусственном освещении, они невероятно огромны и красивы и напоминают, что, несмотря на недостроенные бараки для беженцев из гибнущих внутренних конклавов, это все-таки аграрная страна. Мы прокладываем извилистый курс между шныряющими вокруг мопедами на биотяге, их седоки бросают на нас мрачные взгляды из-под шлемов и масок, защищающих от смога. Массивные, медлительные машины – помеси тракторов и трейлеров ползут вдоль дороги, угрожая смести придорожные киоски и притулившиеся к ним палатки уличных торговцев. Даже в этой среде мы вызываем любопытство, головы то и дело оборачиваются в сторону наших флуоресцентных одеяний: белых паломнических ряс длиной до бедер и шляп в форме перевернутых чаш, какие носят хенро; их мы натянули прямо на защитные шлемы. Камышовые шляпы разделены на чет-верти и расписаны словами очень древнего и очень-очень буддийского стихотворения. Городской протяжный говор моего чипа не справляется со стилем японской классики, и Масахико переводит:
Для темных – иллюзия мира,
Для просвещенных – познанье,
Но все суета сует.
Раз нет ни запада, ни востока,
К чему искать север и юг?
Так что делай выводы, пилигрим. В былые времена Хенро путешествовали с посохом, колокольчиком и орарем, однако мы решили обойтись без них. Вместо этого у нас мощные – с двадцатью четырьмя скоростями – велосипеды, которые Масахико вручную расписал молитвами и поговорками, охраняющими странников. Тяжелый физический труд и близость к природе – непременное условие паломничества: божественный дух во всем сущем – вот смысл буддизма по Дайцы – той его ветви, что развилась в высокогорных монастырях Японии. Потому-то от веку считалось, что пешее паломничество – самый подобающий способ обойти все восемьдесят восемь святынь. Однако в постиндустриальной Японии второго десятилетия третьего тысячелетия буддизм пришел в упадок, древняя дорога во многих местах стала непроходимой, а опасность повстречать на пути бандитов и оснащенных лучевым оружием акира, отбившихся от местных охранных компаний, увеличивается с каждым годом. Исходя потом на своих равнинных велосипедах, мы тем не менее можем воздать должное принципам просветления, следуя тропою Дайцы там, где она еще сохранилась.