Заговор Ван Гога (Дэвис) - страница 164

– Паранойя, значит?

Эсфирь бросила на Хенсона угрюмый взгляд.

– Ты считаешь, у него не было на это причин?

– О, причин более чем достаточно. При таком раскладе любой станет параноиком.

– Вот именно. Он был перепуган до глубины души. Не верил ни одному человеку.

Хенсон задумчиво покачал головой:

– Да, но ведь он мог их всех выдать. Разве он не слышал про Нюрнбергский процесс? Или суды над Эйхманом и Клаусом Барби? Как вообще он мог молча отсиживаться все эти годы?

– Мартин, я и сама задаюсь этими вопросами. Он пишет, что как-то раз пошел в федеральный суд в Чикаго. Вместе с Ван Гогом. И увидел, что из такси вылез какой-то человек. Ему показалось, что за ним следят.

– Он прожил десятки лет в одном и том же доме!

– Вот когда ты все прочитаешь, то поймешь, что в его мире все было логично. В реальности это не так, хотя в его собственных глазах…

Эсфирь отвернулась и уставилась на крышку стола. Хенсон присвистнул.

– Могу себе представить, что он пережил, когда власти заподозрили в нем Мейербера!

– Да уж, пережил, – кивнула девушка. – Не то слово. Он вообразил, будто заговорщики пытаются заполучить его обратно. Ведь его бы выслали, верно?

– Так почему же он просто не поехал в Израиль с твоей матерью?.. А, ну да. Я опять пытаюсь рассуждать логически. Даже не представляю, как такие вещи сказались бы на мне… – Хенсон на минуту задумался. – А он не пишет, почему твоя мать уехала?

Эсфирь собралась с силами.

– Он пишет, что вырвал у себя сердце. Должен был гарантировать полную безопасность той женщины, которую любил.

– Сказал ей, что он и впрямь Мейербер?

– Нет, – ответила девушка. – Он сказал, что беременность превратила ее в уродину. Сказал, что… – Эсфирь всхлипнула, – что я ему не нужна. Сказал, что у него есть женщина-блондинка и все эти обвинения насчет Мейера – дело рук ее мстительного мужа. И еще он пишет, что показал матери снимок женщины, которую даже в глаза не видел.

Хенсон ошеломленно затряс головой.

– Да ты что?! В самом деле? А тебе не кажется, что он просто так написал, чтобы тебя успокоить?

– Мать не должна была ему верить, но… Понимаешь, ведь она пережила куда более страшные вещи, чем он. Счастье, любовь, вера… Все эти чувства так и остались для нее одним вопросительным знаком. Она словно бы всегда ждала горя.

– Могу побиться об заклад, – заметил Хенсон, – что у тебя нет никаких сомнений насчет любви, веры и счастья.

Он коснулся ее руки, ожидая рыданий, однако Эсфирь сумела сдержаться. На какое-то время. Потом он увидел, как у нее по щекам поползли слезы.

Через пару минут она вытерла предательские мокрые дорожки на лице и продолжила: